- pismasfronta
Николай Наумович Шаповалов
Николай Наумович Шаповалов. Вырос в семье рабочего паровозных мастерских станции Тихорецкая. Был батраком, слесарем, избачом, учился на рабфаке. В 1925 г. вступил в комсомол. Избирался секретарём комсомольской ячейки, с 1931 г. – коммунист. Война застала его на военной службе в Забайкальском военном округе. С 1942 г. политработник Н.Н. Шаповалов воевал на Центральном и Прибалтийском фронтах. Был ранен. После демобилизации в 1947 г. работал председателем колхоза и в строительных организациях на Кубани.
16 сентября 1942 г.
Здравствуйте, дорогие жена и дети!
...Как сейчас вспоминается, как Борик напоследок носится с пластинкой «В далёкий край товарищ улетает...». Вспомнил, как мы втроём – Женя, я и Борик – пели песни, и многое, многое другое... Все эти воспоминания взбудоражили чувства до глубины души...
У меня мысли не перекладываются на бумагу. Но одно мне становится ясно, что наш мягкохарактерный русский народ бывает ужасен в своём гневе. Ясно и что настанет час расплаты, и этот час будет нашим торжеством и бесславной, бесследной гибелью нашего врага. Очень хотелось бы дожить до этого дня, и я уверен, что доживу. Уверен, что увижу врага, поверженного во прах, и этих ныне гордых и самонадеянных тевтонов совсем не гордыми, а жалкими и мерзкими существами, которые уже больше не станут собою представлять грозную «всеуничтожающую» силу, а скорее будут напоминать крыс, бегущих с тонущего корабля. Я в этом уверен потому, что те люди, которые непосредственно дерутся и уничтожают врага, так же или почти так, как и я, настроены и только хотят одного: как можно больше уничтожить захватчиков, как можно скорее истребить их всех до единого.
Эти разрушенные селения, в которых напоминает об их существовании в прошлом лишь небольшая группа деревьев, наполовину обгоревших, колодцы без сруба да далеко на задворках сохранившиеся несколько бань, эти пустые незасеянные поля, наконец, эти люди из недавно освобождённых районов – всё это напоминает, что счёты с ним мы ещё не закончили. Его надругательство над всем русским, над всем тем, что нам так дорого и близко, взывает к мести, и прежде всего мы, Красная армия, выполним желание народа. Недавно мне пришлось ехать на машине (грузовой) не в сторону фронта, а обратно. На дороге встретилась женщина с двумя малыми детьми, которая просила меня подвезти её километров 40. Несмотря на то, что она имела разрешение на проезд от комендатуры, а регулировщики специально были предупреждены о том, чтобы её посадить с первой же проходящей машиной, а также несмотря на то, что я, как только убедился в правильности документов, сразу же разрешил посадить её, эта женщина (по возрасту – 30-35 лет, а по лицу – старуха) всё ещё не верила, что ей можно будет в полтора часа добраться домой, точнее, к её родным, территория которых была освобождена ещё зимой. Не веря в возможность избавиться от тяжёлой ноши, она без конца повторяла: «Родненький мой, товарищ капитан, возьмите, иначе я замёрзну с детьми, а ночью ещё может быть дождь», – и всё плакала как-то без слёз... При всём этом её вид такой приниженный, холопский какой-то, он вырабатывается в силу постоянного угнетения и издевательства. Я посадил эту женщину в кузов, и, когда сел в кабину, у меня сердце облилось кровью. Ведь до чего подлецы изуродовали морально человека. Где эта уверенность в себе, полная непринуждённость в обращении наших советских людей! Я вспомнил, что, возможно, теперь издеваются над моим отцом, матерью и что этим седовласым старикам, несмотря на то, что они в армию послали пять сыновей, несмотря на всё это, им, возможно, приходится терпеть гнёт и унижение, а может, их нет уже в живых!
В общем, мои дорогие, если у меня раньше, до прибытия на фронт, был к этим извергам, казалось, безграничный запас злобы и ненависти, то теперь всё это удесятерилось, и я чувствую, как по всему организму растекается это чувство и как оно порождает во мне новую, ранее неизвестную силу, способную дать возможность совершать самые трудные, подчас кажущиеся невероятными дела.
Шура! Давно уже я не писал тебе писем, а всё открыточки в несколько строк. А вот сегодня, можно сказать, написал выстраданное и наболевшее...