Станислав Владимирович Очаповский (1878–1945) – учёный, врач-офтальмолог, доктор медицинских наук, заслуженный деятель науки СССР. Родился 9 февраля 1878 г. в Белоруссии. Окончил Петербургскую военно-медицинскую академию. Возглавлял глазную лечебницу Красного Креста в Пятигорске. Впервые в истории отечественного здравоохранения применил практику летучих глазных отрядов. С 1909 г. – заведующий глазным отделением Кубанской казачьей войсковой больницы в Екатеринодаре. Преподавал в Екатеринодарской фельдшерской школе, возглавлял кафедру глазных болезней Кубанского медицинского института. Умер 17 апреля 1945 г. Похоронен в Краснодаре на Всесвятском кладбище. Именем С.В. Очаповского названа Краевая клиническая больница № 1 в Краснодаре.

22 января 1942 г.

Я только 14 января выписался из лечебницы, где пролежал целый месяц, не был дома, в семье. Сейчас на больничном листе до 25 января сижу дома. Опять сбились в одной комнате. Мама обычно всегда страшно занята в клинике или хозяйством.

Самое крупное событие со времени возвращения моего в семью – это покупка 17 января поросёнка! Хотели купить барана за 200 руб., но его не было на базаре, и купили за 120 руб. живого поросёнка. Всю неделю питались им, то в виде «холодца», то в супе, в борще.

Володя аккуратно посещает русскую школу. Он не может похвастаться успехами по арифметике. Всему виной его ужасная рассеянность.

24 февраля.

А мы всё ещё в Ереване! Всё ещё не позволяют нам вернуться в Краснодар! Вероятно, там не совсем безопасно для нас с детьми. И сведения оттуда какие-то неопределённые.

Мы перешли на новую квартиру около медицинского института. Комната тесная для нас четверых. Но есть балкон, откуда однажды мы видели великолепную картину Б. Арарата на восходе солнца.

Комната отапливается, хотя главная печь страшно дымит. Но, в конце концов, тепло нам с детьми в ней.

Ереван ещё под снегом.

Апрель 1942 г.

ОПЯТЬ В КРАСНОДАРЕ, ДОМА!

Мы выехали 23 апреля из Еревана домой 3-м эшелоном Кубанского медицинского института, возвращаемого в Краснодар. Были в пути 4,5 дня.

<…> Дома гораздо лучше, чем в Армении!

16 мая.

Стоит довольно прохладная весна. Отцветает сирень, зацветает жасмин, яблони, груши.

Володя проводит большую часть дня в нашем садике, превращённом в огородик. Штамбовые розы зимою вымерзли; забор в наше отсутствие немного разрушен. Пустынно и голо было сначала. Но Ксения Петровна на месте цветников вскопала землю, устроила грядки, посадила редиску, огурцы, помидоры, подсолнух. Сейчас всё взошло и зеленеет. Висит старый гамак.

Июль 1942 г.

ОПЯТЬ В ЭВАКУАЦИИ!

Война приблизилась к нашему краю и вошла в него. Немцы в конце июля вторглись в Ростовский край, на Дон, заняли Ростов, Батайск. Пришлось эвакуироваться пока…

В последних числах июня мама увязала, упаковала тюки с матрацами, постелями, зимними вещами. В городе говорили об эвакуации. Настроение тревожное. Немцы рвутся к Сталинграду и на Кубань.

31 июня в 6 часов утра телефонирует директор КМИ А.К. Мотненко, что через полчаса нам подадут машину ехать на Белореченскую и дальше, минуя железную дорогу через Кавказскую – Армавир, где всё закупорено поездами и возможны бомбардировки с воздуха. Наспех кое-как подняли спящих детей, уложили последние узлы с провизией и постелью, сели в грузовую машину, забрали семьи Жадкевича и Анфимова. Утопая в багажных тюках, поехали через Пашковскую, Васюринскую, Усть-Лабу и в 5 часов в жаркий солнечный день приехали в Белореченскую. Там ждали поезда до 3-х часов ночи. Дети спали на вокзале в зале ожидания. Ужасная посадка в переполненный поезд.

В 9 часов утра были в Туапсе. Ожидаемая встреча с Фелицыным не состоялась: не пришла вовремя телеграмма. Сами погрузились на линейку и добрались до Красного Урала. Остановились крайне неудачно, как показало дальнейшее, и поехали прямо в Сочи. Не было точного назначения, куда именно ехать. Мы не знали, где нам уготован приют.

Но д-р Фелицын и его жена приняли нас гостеприимно, но без радушия. 3 августа, оставив семью в Туапсе, поехал на разведку в Сочи налегке, без багажа. На вокзале в Туапсе я нашёл эшелон с нашими медиками и с семьями крайкома и крайисполкома. Я присоединился к последним. Поезд прошёл через Сочи прямо до Мацесты. На Новой Мацесте выгрузились медики Кубанского мединститута. Назначенный для них санаторий Детской клиники находился недалеко у моря. А нас поезд довёз до Старой Мацесты, где мы и выгрузились, откуда нас отвезли в санаторий ВСКВ. Мне отвели в правом корпусе 2 палаты.

Нас отлично устроили в живописной местности, на хороших квартирах, предоставили столовую с питанием. Но мама с детьми осталась в Туапсе! Я дал несколько телеграмм с указанием, где я устроен и как лучше приехать, на чью помощь рассчитывать в дороге.

Ждал Надюшу с детьми. 4 августа выехал в Сочи встречать её – не встретил! 5 августа нашёл маму с детьми у вокзала, утомлённую, пережившую воздушную тревогу в Туапсе. В 8 утра были в санатории.

16 сентября 1942 г.

В ЕРЕВАНЕ!

Как мы попали туда?

Мы прожили в С. Мацесте до 16 августа в бывшем санатории ВСКВ вместе с эвакуированными семьями ответработников крайкома и крайисполкома.

Частые воздушные тревоги из Сочи. Тогда всех выгоняли из зданий в «убежища». Такими убежищами служили густые заросли зелёного кустарника, обвитые вьющимися растениями беседки. Я постоянно ходил в С. Мацесту к стоянке автобусов, где была радиоустановка, и слушал о положении на фронте. Оно всё ухудшалось с каждым днём. Публика стала волноваться. Ещё больше волновались профессора и преподаватели мединститута в Новой Мацесте, куда я изредка приходил осведомляться об их самочувствии.

Ф.А. Васильев полетел после взятия Краснодара немцами в Грузию просить разрешения у СНК Грузии принять Куб. мединститут и семьи ответработников края. Вернулся с решением: мединституту отказано, семьи принимаются.

16 августа я, простившись накануне с мединститутом, выехал с семьями из Мацесты в Грузию. Выехали мы на двух пассажирских машинах-автобусах и двух грузовиках для вещей. Мы попали в автобус, крытый брезентом сверху, открытый с боков.

Как только мы тронулись к Хосте, попали под проливной дождь, перешедший в грозовой ливень. Промокли до нитки.

Проехали мост через Бзыдь и поехали по знакомым местам Гудаутского района Абхазии. Вечерело, и остановились на ночлег в лесу недалеко от Чёрной речки. Машины въехали в густой кустарник на опушке леса. Я с Володей улеглись на бурке поодаль у кустарника, а мама с Танюшей – на земле в пальто у самой машины.

Так в беспокойном полусне прошла ночь. Утром быстро поели и с первым солнцем 17 августа двинулись дальше. Через Гудауты, Новый Афон – в Сухуми, куда приехали в 2-3 часа дня.

Предполагалось первоначально, что мы в машинах доедем только до Сухуми, а потом в поезде уже направимся в Тифлис, получивши для нашего эшелона 2 пассажирских и 1 товарный вагон. Но вышло иначе. Прежде всего, наши руководители не добились ничего на вокзале. В течение последних двух дней, 15 и 16 авг., Сухум подвергся бомбардировке с воздуха, в городе царила жуткая паника, все учреждения прекратили работу, даже вокзал!

Затем, когда было решено остановиться на ночлег в Сухуми с тем, чтобы назавтра возобновить попытку получить вагоны на станции, – и когда мы, позавтракавши в одной тихой усадьбе (наши машины расположились в глухом переулке при въезде в город у моря), выкупались в море и собирались отдыхать, – мы сами подверглись немецкой бомбёжке…

Это было незабываемое сильное впечатление. Чёрные машины с крестом над головой, пулемётная трескотня вверху, свист падающего снаряда, ужасный грохот разрыва и паника на земле – всё это было пережито нами в течение не более 5 минут. Но каких минут! Мы все уцелели. Бомбы упали, главным образом, в бухту (7 штук), и только 3 упали на берег в 400 метрах от нас.

Но результат был тот, что все потребовали скорейшего отъезда из окаянного города на наших машинах. «Сядем в поезд где-либо на следующих промежуточных станциях, но только не в Сухуми!» – таково было общее настроение.

Интересно, как отнеслись дети к бомбёжке. Мама уложила их на землю в кукурузном огороде, перепуганного Володю уложили на землю соседи. Я в то время искал детей (до бомбёжки сидел в машине) и во время бомбёжки метался в переулке, отыскивая их. Ночь прошла спокойно.

18 августа наши руководители занялись с утра добычей бензина на дорогу. Машины заправлялись, а мы переживали воздушную тревогу в соседнем саду, в овраге. Запаслись бензином и быстро поехали в Очемчири, городок Гали. Мост через бурный Ингур оказался разрушенным. Пришлось делать длинный обход и воспользоваться железнодорожным мостом…

20 августа мы с утра поднимались на перевал по бесчисленным извилистым дорожкам в густом лесу. Чувствовалась большая, нарастающая с каждым поворотом высота местности. Стало холоднее. Дети надели пальто. Вот и перевал – голый бугор, за которым открылся крутой спуск уже в Восточную Грузию…

21 августа мы ехали уже прямо в Тбилиси по грязной дороге, пока не доехали до Мцхета, когда проглянуло горячее солнце, высушило дорогу и стало сильно припекать. На перегоне Военно-Грузинской дороги от Мцхета до Тбилиси было очень людно, шумно, суетливо от массы войск, беженцев с севера, расположившихся на обочине дороги и заполнявших саму дорогу.

Днём в 3 часа мы уже были в столице Грузии. Остановились сначала при въезде в город, потом почти в центре его в верхней части. Наши машины долго стояли в ожидании, пока руководители были в учреждениях, чтобы узнать, где нам назначено жить…

С 22 августа мы поселились в этом селении Кикемы, в 37 километрах от Тбилиси, на высоте 1200-1300 метров над уровнем моря. Селение представляло дачный городок, примыкающий к крестьянской деревне того же имени и широко разбросанный на огромном пространстве долин, балок, склонов гор сильно пересечённой горной местности. Группы домиков (бывшие дачи собственников-буржуа г. Тифлиса) выглядывают в горах среди леса, окружённые местами садами…

Наконец, возвратился из Сочи тов. Проценко и принёс распоряжение: семьи крайкомовцев и крайисполкомовцев продвинуть в г. Фрунзе за Каспий! Можно себе представить волнение в семьях. Для нас это известие послужило сигналом для разлуки с ними и соединения с мединститутом.

Погода была неблагоприятной для отъезда. Солнечные дни сменились ненастными, холодными. 2 сент. ночью при сильном дожде стало через потолок заливать нашу комнату. Назначенный на 4 сент. отъезд пришлось отложить на 5 сент., ибо машины по грязной илистой дороге терпели аварии.

Наконец, 5 сент. мы погрузились в тяжёлую трёхтонку, нагруженную, кроме того, баками для бензина и ящиками. Сидело на вещах 13 человек с детьми! Было неудобно, нелепо. Но мы были рады, что расстаёмся с неподходящей средой и держимся определённой цели.

В 3 часа дня мы прибыли на вокзал ст. Тбилиси. Было очень жарко и душно в большом городе. Мама с детьми после выгрузки остались на площади перед вокзалом, а я бросился к билетной кассе, где узнал, что все места на Ереван на этот день проданы! Полное разочарование и досада при мысли, что надо ждать следующего дня в городе, где у меня нет знакомых. Куда деваться?

И я, чтобы не огорчать Надюшу, вышел на перрон. Вдруг на перроне встретилась отв. наша ассистентка Рима Л. и сообщила мне, поражённому такой встречей, что весь наш медицинский институт только что прибыл из Сухуми и стоит тут, на вокзале. Моей радости от такой счастливой случайности не было границ. Я подошёл к директору, получил у него разрешение на помещение в вагон № 8, занятый нашим эшелоном. И тотчас побежал на вокзал к маме обрадовать её неожиданной новостью.

Скоро мы устроились в вагоне, а 12 узлов для багажного вагона были за 200 руб. перенесены нашими студентами и сданы в багаж. Так произошло счастливое соединение наше с коллективом ин-та.

День пошёл для нашей дирекции в хлопотах по отправлению в Ереван. Но мы были спокойны, входя в свой коллектив. О нас думали, за нас ходатайствовали. Ехали в жёстком переполненном вагоне. Но мы довольны, что мы устроены и внешне, и внутренне, в душе. МЫ В МЕДИЦИНСКОМ СВОЁМ ИНСТИТУТЕ И ЕДЕМ РАБОТАТЬ.

Мысли о Краснодаре, занятом немцами, о дяде Володе, добровольно оставшемся в Краснодаре, не покидали меня. Но рядом была семья, была работа, которой посвящена вся жизнь. Пока довольно!

Весь день 6 сент. мы ехали по знакомой уже дороге в горах. Танюша упорно отказывалась дремать и не отрывалась от окна даже при довольно однообразном ландшафте за Кировоканом и даже за Ленинаканом. Володя крепко спал, утомлённый испытаниями последних дней. В 4 часа дня мы были уже в Ереване и скоро выгрузились на асфальте привокзальной площади.

Встал очень серьёзный вопрос о приюте, о размещении нас в Ереване. Некоторые счастливцы нашли своих старых (по первой эвакуации) хозяев и устроились там. Позднее вечером, когда мы собрались уже ночевать на площади перед вокзалом при свете вспыхивающих зарниц, к нашей группе подошёл проф. Акопян и взял с собой нашего проф. Анфимова в свою нервную клинику. Увидевши меня с семьёй, он сказал: «Подождите здесь меня. Я зайду потом за вами, и вы переждёте у меня в лечебнице». Около полуночи он действительно пришёл. Надюша осталась одна ночевать у вещей, а я с Володей и Танюшей последовали за любезным профессором. На трамвае он довёз нас до лечебницы спецкомиссии, где я лежал в 1941–1942 гг. целый месяц. Здесь в кабинете физиотерапии на диване мы и провели беспокойную ночь. Танюша всю ночь не давала мне спать.

День 7 сент. до 4 час. 8 сент. мы провели вместе со всеми в кинотеатре «Дмитрий Сосунски» у вокзала. Здесь ели, спали и ночевали на полу. Правда, ночевала только мама с Танюшей. А я с Володей вторую ночь в Ереване провёл в санитарном поезде.

В 4 часа дня 8 авг. вышло решение, где кому жить. Мне предоставили комнату в глазной клинике со всеми удобствами.

С 8 авг. до 19 августа мы спокойно провели в Ереване и думали, что нашим странствованиям конец! Будем здесь зимовать и учить в мединституте. Мы хорошо отдохнули в течение этого времени. Спали на мягких постелях, купались в ванне, кушали горячее и т.д.

Но вечером 19 авг. директор сообщил нам, что пришла телеграмма из Москвы, по которой наш МЕДИНСТИТУТ НЕМЕДЛЕННО ДОЛЖЕН ПЕРЕЕХАТЬ В КУЙБЫШЕВ!