Георгий Николаевич Джигурьянц (1917–1943) – майор, начальник штаба 1331-го стрелкового полка 318-й стрелковой дивизии. Погиб при освобождении Новороссийска, похоронен на площади Героев.

17 июля 1942 г.

Моя радость, мой идеал в жизни моей! Ты внесла в мою жизнь светлую полосу, но среди этой широкой светлой полосы были две ярких вспышки, которые навсегда осветили мою жизнь и сделали её более счастливой. Первая полоса была в тот день, когда мы возвращались с лекции по направлению к твоему дому, это был день нашего знакомства, и вторая яркая полоса – это твоё сообщение в письме от 3.7.42 г. О! Как я счастлив, я не нахожу слов для выражения собственного удовлетворения в связи с таким событием. В нашей жизни произошёл перелом, и этот перелом должен ещё больше укрепить нашу дружбу, нашу любовь и верность друг к другу…

Моя дорогая! Моя радость и счастье! Для тебя одной я только существую и буду существовать. Если я раньше говорил глупости, как ты пишешь, то это были только шутки или минуты отчаяния, и даже если было бы так, то только ты оставалась моей радостью, моим «воздухом», без которого я не в состоянии жить. Ты ждёшь, что я скажу, так вот мои проникновенные слова, которые ты так страстно ждёшь. В них ты должна разгадать истинное моё отношение к тебе, к вопросу, который ты подняла, самое главное, должна понять, что я тебя люблю…

29 сентября 1942 г.

Здравствуйте, дорогие папа, мама и Нинуська!

Вчера получил из дома открытку от отца, из которой узнал о вашем местонахождении. Я был очень рад, узнав, что вы живы и здоровы и находитесь в безопасности. Вы себе не можете представить, сколько мне пришлось передумать о вас. Ведь на следующий день, как я уехал от вас, <…> прекратилось, и я думал, что вы не смогли выехать. После того, как я уехал от вас, на следующий день мы вступили с фрицами в бой. Бои у нас проходили очень успешно, наложили мы их целые кучи. Так с боями мы всё время и отходили в горы. Был я после того в Туапсе, и оттуда выехал туда, где Любонька была перед войной. Здесь я и нахожусь до сего времени.

Живу я в приличных условиях, как видите, пишу даже письмо чернилами.

Работаю я в штабе дивизии. Старую свою специальность сменил, выбрал себе более интересную, но более ответственную. Правда, зарплата на 100 руб. меньше, но это меня не огорчает.

Но достаточно о себе.

Дорогие папа и мама! Больше всего я перестрадал за это время за судьбу Любочки. До получения открытки от отца я встретил товарища нашего Артёма, он у нас в дивизии, который был 16.8. в Грозном и заходил к нам домой. Он мне рассказал о наших и сказал, что Любочки нет. Я так и решил, что она осталась у фрицев. Теперь же из открытки папы я узнал, что она приехала в Грозный 18 августа, т.е. через два дня. И после этого папа отправил её вместе с Эмилией в Армению к Серёжиной маме. Её адрес: Армян. ССР, г. Степанаван, ул. Димитрова, № 1, Агаджановым для Л.И. Джигурьянц.

Вчера я ей написал письмо и отправил 700 руб. денег.

Теперь я спокоен за судьбу Любочки, она свободно сможет там жить и родить нам сына и внука, а я, если останусь в живых, то встречу её живой и здоровой. Она находится недалеко от вас, но пусть она не ездит туда-сюда, потому что это будет отражаться на её здоровье.

Ну, пока всё. Жду подробного письма от вас с описанием всех ваших «похождений» и странствований. Пишите, где Валентин.

Целую вас всех, ваш Жора.

10 декабря 1942 г.

Здравствуй, моя радость, моё счастье. Тысячи поцелуев ты получила бы, если бы я смог тебя встретить, за твоё письмо от 21.11.42 г. Сколько теплоты, сколько правды в этом письме! А сколько величия и гордости твоим положением в этом письме! Всё это – лучшее доказательство нашей крепкой и вечной дружбы – любви. Она мне кажется чистой, искренней и благородной.

Я очень доволен твоими рассуждениями, что ребёнок, рождённый в эти суровые дни, будет гордиться своим рождением. Но он должен больше гордиться своей матерью, которая перенесла множество трудностей, гордо продолжает смотреть вперёд, не страшась ожидающих её невзгод. Ты будешь его гордостью. По праву только ты можешь быть его звездой. А что же я? А я пока могу занять скромное место. Моя доля пассивна, и я занят выполнением своего гражданского долга. И только когда мы будем вновь вместе, тогда уж забота будет возлежать на нас обоих.

Моя дорогая Любочка! Ты спрашиваешь, кого я хочу. Мне трудно даже ответить на это. Мне почти всё равно, кто будет, но в то же время меня больше тянет к тому, чтобы был мальчуган.

Любонька! Ну пока об этом достаточно. Недавно я получил от папы второе письмо, первое писала мама. Ответить я ещё не собрался. Я не стану пересказывать, что они пишут, так как, по всей вероятности, они тебе обо всём этом подробно писали. Моя хорошенькая! Письма твои я все аккуратно получаю. Лучше было бы, если бы ты их нумеровала, как делали мы прежде. И каждый раз мы друг друга будем извещать о получении того или иного номера письма.

Славная Любонька! Сегодня перевожу вам 400 руб. на твоё имя. Пусть никто не обижается, что я шлю на твоё имя, в этом я не вижу ничего плохого. Надеюсь в недалёком будущем перевести тебе ещё 800 руб.

Любочка! Пожалуйста, не думай, что я сильно ущемляю свои материальные потребности. Ни в коем случае. Ты должна понять, что деньги тратить мне некуда, а складывать их, как это делала Коробочка, я не нахожу нужным. Так что твоё беспокойство об этом лишнее. Я его принимаю, как самую тёплую заботу обо мне.

Любонька! Я прошу тебя об одном – береги себя. Знай, что Жорик рано или поздно вернётся, и наша жизнь вновь будет счастливой.

Моя дорогушка, на этом я кончаю. Обо мне не беспокойся, я жив-здоров. Чувствую себя хорошо. Одет тепло, не болею. Все болячки от меня отстали.

Привет всем нашим, Анне Сем., дяде Жоре и Валентину. Неужто Валентин не мог написать одного письма? Целую тебя тысячи раз, моё счастье. С нетерпением жду счастливого дня.

Твой Жорик.

Привет тебе, моя дорогая, от моих приятелей Анатолия Михайловича Хабичева и Ефима Борисовича Теплицкого. Они крепко жмут твои прекрасные ручки.