Иван Иванович Стародумов (1920 г.р.) – уроженец ст. Усть-Лабинской. Окончил станичную семилетку № 1, сдал нормы БГТО, «Ворошиловский стрелок». На краевых конных скачках в 1937 г. был в числе победителей со своим верным конём Орликом, за что был отмечен небывалой по тому времени наградой – новеньким галифе и патефоном с набором иголок и пластинок (производства Ленинградского патефонного завода 1935 г.). В июне 1940 г. Усть-Лабинским военкоматом призван в ряды РККА на действительную службу. Войну встретил 22 июня 1941 г. воздушным стрелком 46-й авиабазы г. Брянска.

В новеньком галифе, со значками «БГТО» и «Ворошиловский стрелок» на груди, я и прибыл по повестке в Усть-Лабинский военкомат. Служить довелось далеко от родной Кубани, в Брянске на 46-й авиабазе. Был воздушным стрелком, ефрейтором. Служить было интересно. Мы, молодые, задорные солдаты, браво распевали в строю: «Если завтра война, если завтра в поход…» И никому не верилось, что она будет…

Но этот страшный день настал: утром 22 июня 1941 года нас подняли по тревоге. То, что она не учебная, мы поняли, увидев над нашим аэродромом самолёты с немецкими крестами. Первая мысль была о том, что это какая-то чудовищная ошибка, что это ненадолго, но оказалось – на целых четыре года.

…Война закрутила в смертельном вихре – боевые вылеты, потеря друзей, ранения, выход из окружения. Не до писем было, согревала одна мысль – там, на Кубани, где мои родные, не свистят пули и не рвутся снаряды.

Однажды услышал, как кто-то насвистывал до боли знакомую мелодию… Воспоминания вернули меня в довоенную пору: наша улица, мама с маленькой племянницей на руках, герани на окнах, и на патефоне кружится пластинка «Цветущий май»… И так больно сердце защемило, что я тут же сел писать маме письмо, в котором строго-настрого наказал: галифе поменять на еду (голод же был), а вот патефон сберечь во что бы то ни стало. Прямо так и написал: «Сохранишь, я живым с фронта вернусь, заведу его, и, как и до войны, вся слободская молодёжь соберётся у нашей хаты на танцы».

Я был молод, и мне очень хотелось вернуться невредимым в ту счастливую жизнь, и залогом этого, своеобразным талисманом на всю войну стал для меня мой патефон. Я эту картинку постоянно во сне видел – как кружится пластинка, танцуют наши станичные ребята.

Потянулись долгие дни ожидания ответа из дома. Вместо этого почтальон принёс тяжёлую весть: «Писем не жди, немцы уже в твоей станице». Это был выстрел в самое сердце! Страшно было представить среди этой фашисткой нечисти маму с маленькой племянницей Валечкой, соседей-стариков, неубранные поля, мою гордость – красавцев скакунов на колхозной конеферме… Как будто с треском лопнула пружина патефона и заела иголка на пластинке, в раскалённой от боли и ненависти голове звучало: «Убью, убью, убью, проклятых, в Кубани утоплю!» В ту самую минуту я твёрдо решил: теперь я не имею права погибать, я должен дожить до Победы, чтобы как можно больше уничтожить этих гадов!

Как оказалось, моё письмо с горячей просьбой сохранить патефон мама получила только через семь месяцев, когда немцев прогнали из станицы, но материнское сердце способно чувствовать боль своих детей на расстоянии, и за тысячи километров от меня, в немецкой оккупации, моя мама, как будто зная моё решение, всё это время берегла заветный патефон и свято верила: патефон надо сохранить, тогда сынок вернётся – кто же его ещё заводить будет! Потом мама с улыбкой вспоминала: «Соседи недоумевали: нашла с чем носиться! О себе бы подумала! А у меня одна мысль: сберегу – вернётся! От немцев, что в нашей хате жили, я его завязала в свой платок и в огороде в землянке спрятала. Так и сохранила».

Он настал, цветущий и поющий, яркий май 1945 года! Я вернулся в родную станицу. Так же цвели яблони, черешни, благоухала сирень, и звучала патефонная пластинка: Яков Полонский, «Цветущий май»… Только вот не вся молодёжь собралась у нашей хаты на танцы… Многие остались там… В Бессмертии…