Георгий Александрович Сорокин (1924–1945) – Герой Советского Союза, уроженец Армавира. В юности жил в Новочеркасске. В 1942 г. окончил Полтавское танковое училище. На фронте с января 1944 г. Командир танка 51-й танковой бригады 3-го танкового корпуса. Награждён орденом Отечественной войны II степени, орденом Ленина. Погиб 22 марта 1945 г., похоронен в г. Мыслибуж в Польше. Его именем была названа школа в г. Новочеркасске, на школах № 5 и 8, доме пионеров Армавира и улице в Новочеркасске были установлены мемориальные доски.

24 июня 1941 г.

События последних дней так велики, что мне даже не хотелось садиться за дневник. Итак, война! Фашисты напали на нас! Они не учли уроков истории! Как будто ничего не слыхали об Александре Невском, Петре I и Суворове. Или запамятовали, что в 1918 г. наш народ, истощённый Империалистической войной, всё же сумел разгромить немецкие полки.

Что ж, придётся им напомнить, что русские не проигрывают сражений. Мы победим! Но неужели всё кончится раньше, чем я попаду в армию?

12 июля 1941 г.

Ходил в школу, заявил о желании ехать в колхоз, но до сих пор ничего не известно, когда едем и куда. Думается мне, что война должна кончиться месяцев через 7-8, максимум – через год. Немцы сильны, и этого нельзя отрицать, но мы сильнее, – это является лично для меня неоспоримым фактом.

С каким нетерпением жду я сейчас сводки Информбюро! Раскрываешь газету и надеешься прочитать: «Нашими войсками взят обратно Минск. Наступление продолжается». Или ещё что-нибудь в том же роде. Бои идут небывалые в истории человечества. Я теперь окончательно уверен в нашей победе. Не придётся мне, видно, драться! А жаль, очень жаль! Гитлер – авантюрист, и, сверх того, его, вероятно, окрутили англичане. Наобещали с три короба: мол, и мир заключим, и что хочешь, только начинай войну с СССР. Он начал, а они говорят: «Чёрта лысого ты не видал?» Конечно, в подлинности этих моих предположений можно сомневаться, но кто знает, может, оно и в самом деле так?

Завтра утречком схожу в школу, может, уже едем? Мне только хочется, чтобы этих фашистов угробили скорей. Как я их ненавижу! Они мешают жить и мне, и Саше, и вообще всему человечеству! Что ж, что мешает, то убирают с дороги, и мы их уберём!

27 октября 1941 г.

С большим перерывом, но продолжаю вести свой дневник. После моего приезда из колхоза произошло много событий. Фронт придвинулся к Ростову, и 13 октября, не простившись с Сашенькой, я уехал в Армавир, где и пишу сейчас эти строки.

Странно получилось: в Ростове, в непосредственной близости к фронту, я не видел бомбёжки, а здесь оказался в самом центре этого ужаса... Мы с отцом вышли из дому и почти дошли до его госпиталя, как вдруг подали сигнал воздушной тревоги, и я увидел шесть бомбардировщиков, летевших очень низко. Я видел в Ростове немецкие самолёты и сразу сказал, что это они, и в подтверждение моих слов один из них сбросил штук десять бомб, но это было очень далеко от нас.

Затем... Затем самолёты пошли на нас, и тут началось такое, что трудно передать словами. Со свистом прорезая воздух, неслись в нашу сторону бомбы... Отец закричал: «Ложись!» – и все повалились, как подкошенные. Свист, действующий хуже, чем взрыв, нёсся прямо на нас... Раздался грохот, и нас засыпало землёй. Затем – тишина и треск горящих брёвен.

Мы встали. Самолёты ушли. На наше счастье, бомба, разорвавшаяся метрах в 70 от нас, была мелкого калибра; будь она крупной, я не писал бы сейчас этих строк...

Что сказать о себе, о своих переживаниях? Я не испугался, для этого не хватило времени, я просто был ошеломлён случившимся. Я увидел разрушенные дома, убитых детей и женщин, я слышал крики матерей, склонённых над исковерканными до ужаса детьми. Метрах в двухстах от нас взлетел на воздух кинотеатр с ребятами (был детский сеанс). Эти варвары расстреливали из пулемётов бегущих с базара женщин! Это не люди, нет! Это звери, вбившие себе в мозги мысль о каком-то своём превосходстве над всем человечеством. И теперь, как никогда, я уверен, что оккупантам долго не ходить по нашей земле, нет! Если они расстреливают наши мирные города, весь народ, как один человек, поднимется на борьбу с ними. Вот и я пойду в военное училище и, клянусь, буду драться до тех пор, пока ни одной этой сволочи не останется на нашей земле!

14 сентября 1942 г.

Здравствуйте, мои дорогие!

Получил первую благодарность с занесением в личное дело за отличную стрельбу. Взысканий пока нет, будем надеяться, что не будет.

Хочу сказать о письмах. Знаете, когда видишь, как другие получают и читают эти весточки из дому, становится так горько, что тебе не шлют ничего. Прямо руки опускаются! Ведь уже второй месяц пошёл, как я написал вам первое письмо, а ответа всё нет. Все получили из дому письма, а некоторые и по нескольку раз, а я всё жду и жду напрасно.

10 августа 1944 г.

Здравствуй, родная моя!

Я написал тебе письмо уже после ранения, но, понимая, что теперь ты будешь волноваться, решил написать ещё. Рана (вернее, царапина) на лбу, над правой бровью, уже почти зажила. Останется, правда, небольшой шрам, но это пустяки. Осколочек в правой стороне грудной клетки уже вынули, и сейчас всё заживает. В общем, дней через десять-двенадцать буду в части.

В госпитале есть библиотечка, и я читаю дни и ночи. Здесь я нахожусь с четырьмя ребятами из своей части. Вообще не скучаю. Плохо только то, что не могу получать от вас писем. Ну, уж когда я приеду в часть, то, чувствую, писем будет не меньше сотни. Жаль, что сгорели мои записи с некоторыми мыслишками. Остальное всё, конечно, чепуха, дело наживное. Ну, а сам я остался в чём был, когда пошёл в бой. Ну, и мы им дали жизни тоже как полагается. Скоро пойдём добивать фрица.

Вчера прочёл поэму Антокольского «Сын». Очень мне понравилась. Сильно и правдиво написано.

Целую крепко. Ваш Жорка.