Александр Андреевич Бондаренко – уроженец с. Великовечного Белореченского района. Ушёл на фронт добровольцем в 17 лет. Служил в 83-й гвардейской горнострелковой Туркестанской дивизии. Участник боёв за Кавказ, прорыва «Голубой линии», освобождения Крыма, Чехословакии. Был трижды ранен, после последнего ранения ему ампутировали руку. Имел 15 правительственных наград, восемь благодарностей от Верховного Главнокомандующего. Вернулся домой в августе 1945 г. Работал учителем начальных классов, затем учителем биологии. Двадцать его воспитанников были участниками Всесоюзной выставки достижений народного хозяйства в Москве, трое из них были награждены бронзовыми медалями ВДНХ. Удостоен звания «Отличник народного просвещения РСФСР».

1944 г.

...Это было в феврале 1944 года на Керченском полуострове, в посёлке Осовины, который примостился на высоком берегу Азовского моря, примерно в двухстах метрах от Керченского пролива. Из досок мы, сапёры, сделали щиты по два – два с половиной метра длиной и шириной сантиметров сорок. Потом надо было вырыть блиндаж, опустить туда эти щиты и закрепить их крючками.

Благодаря этим щитам стены оказываются оббитыми досками, и земля не осыпается. Щиты потом можно легко разобрать и вновь собрать в другом блиндаже. Так думали мы оборудовать блиндаж командира дивизии. Щиты собрали, получился большой ящик. После обеда мы начали разучивать новый Гимн Советского Союза. К нам подошёл комиссар батальона старший лейтенант П.Г. Коштарук и спросил:

– Вы, ребята, песню «В землянке» знаете?

– Нет.

– Вот вам текст. К вечеру разучите.

Песню выучили, про ящик забыли. Он так и остался в собранном виде. Ночь была лунная, а белые доски, из которых был сделан ящик, были далеко видны. Ночью низко над водой Азовского моря пролетали три вражеских самолёта. Над проливом развернулись и полетели назад, над сушей, прямо на расположение нашей войсковой части.

Заметив ящик, начали бомбить. Сбросили восемнадцать бомб. Упавшие рядом с ящиком, они разбили его в щепки. Две бомбы попали в блиндаж старшего лейтенанта Медникова. Он и медсёстры погибли. Восьмерых сапёров, среди которых был и я, контузило. Одна из бомб упала у входа в блиндаж, но ни командира части, ни кого-либо другого в нём не было...

Утром мы измерили шагами расстояние от нашей землянки до блиндажа старшего лейтенанта Медникова. Оказалось ровно четыре шага. И если бы песня «В землянке» появилась позже, мы бы сказали, что она написана о нас: «До тебя мне дойти нелегко, а до смерти четыре шага...»

…Это случилось 3 декабря 1944 года в Чехословакии. На рассвете группа сапёров из семи человек получила приказ проделать проход в проволочном заграждении у села Бачково и разминировать окрестности. Бойцы подсчитали, что в этом районе на один километр фронта приходится два с половиной километра траншей, до двух километров проволочных заграждений и до шестисот мин.

Ночью мы вместе с бойцами первого батальона 327-го полка подошли к селу. До рассвета они сделали проходы в заграждении и разминировали, о чём доложили командиру батальона гвардии майору И.И. Фоменкову.

Он попросил нас остаться, так как в его батальоне на данном участке было всего одиннадцать бойцов, и те только призваны из Закарпатской Украины. Бойцы залегли под высоким берегом реки Бачковки, в семидесяти метрах от села. У берега вода была покрыта тонким льдом.

Утром я посмотрел на небо. Солнце ещё не взошло, но тучи так клубились на востоке, будто два великана – белый и чёрный – вели сражение. В десять часов утреннюю тишину разорвал ураганный грохот. Небо прорезали трассы снарядов «Катюш». Впереди, на позициях немцев, бушевал шквал огня.

Артподготовка длилась сорок пять минут из восьмисот орудий. Взвилась зелёная ракета – сигнал к атаке. Я и гвардии майор Фоменков пошли по ледяной воде, прикрываясь высоким берегом, а за нами должны были идти другие бойцы. Прошли метров тридцать. Фоменков оглянулся – его солдаты лежат. Их тормошат мои товарищи. Один из них отвечает: «А куды я пиду? Дома маты, диты, а там дикунки, пули швыщут».

Майор вернулся. Холодно мне было стоять по пояс в ледяной воде. Я выскочил на берег. Передо мной лежала смертельно раненая лошадь. Слева, метрах в пятистах от меня, шли два наших танка, за ними бежала пехота. И я увидел мысленно кинофильм «Чапаев» и своих одноклассников, которые из-под снега доставали початки кукурузы на колхозном поле, убирая урожай.

Мне стало неловко. И я побежал в село. Добегая до стен первой разваленной хаты, слышу голос майора: «Чего вы боитесь? В селе нет немцев. Вон сапёр уже где!»

Я услышал за собой топот солдат и бросился вперёд. Вдруг с чердака пятой хаты по мне ударил фашистский автоматчик. Едва я успел лечь под подорванный тополь, который лежал поперёк улицы, оглянулся – Фоменков с солдатами уже у стен первой хаты. Я снова вскочил и побежал вперёд. Пробежал ещё две хаты, а третья и четвёртая были полностью развалены. Горели остатки этих жилищ. И тут снова автоматчик ударил по мне. Я упал на горящие угли. Снизу печёт, а сверху свистят пули. Старший сержант Кулик слева обошёл хату. И когда фашист перезаряжал автомат, тот схватил его и привёз в штаб...

Ко мне подошёл майор Фоменков, положил на моё левое плечо руку и сказал:

– Молодцы сапёры! Всех представляю к награде. А тебя, старший сержант, особенно!

На это я ответил:

– Товарищ майор, мы выполняли свой солдатский долг!

– Ты думаешь, легко подняться, когда тебя прижмут пули к земле? – майор спокойно сделал мне внушение. – Не каждый это сделает. Да, вот вещмешок пробит пулей... О, и шапка тоже... Сними, посмотри. Ты на волоске был от смерти... Чудом остался в живых...

В это время прилетели наши «Илы», и первый сбросил бомбы, приняв нас за немцев. Оказывается, мы раньше времени пошли в село Бачково. Майор выстрелил из ракетницы, и лётчики поняли. Помахали нам крыльями и полетели дальше, вперёд.

Мы по уцелевшей кладке перешли на противоположный берег речушки. По рации майор получил новое задание. Бойцам объявил:

– Там, за этим двухэтажным каменным зданием, находятся фашистские мины – разминируйте их!

Сам же с солдатами пошел направо, в лес...

…Чехословацкое село Бачково. На высоте «411» надо было построить наблюдательный пункт для генерала. Это примерно в трёх километрах от села. Взводу, которым я командовал, дали проводника – лейтенанта Василия Горбунова.

20 декабря 1944 г. отделение двинулось на данную высоту. Не прошли и пятисот метров от села, как нас обстреляли снайперы. У рядового Лебедева пуля пробила вещмешок. Вся наша команда повернула влево. Спустились с возвышенности вниз.

Я пошёл по пустому орешнику, а лейтенант – по редколесью к пеньку, там присел. Вдруг раздался крик: «Лейтенант ранен!..»

Я подбежал к нему и, перевязав голову, сказал ему:

– Уходи!

А сам прополз к старому дуплистому дереву.

Снова крик – на этот раз ранен помощник командира взвода сержант Фадеев. Он присел на тот же пень, что Горбунов, и его ранило так же, как и Горбунова, в левую часть головы. Фадеев был в шоковом состоянии. Я перевязал и его. Ясно, что в них стрелял снайпер. Оглянулся – солдаты убегают, уже метров на пятьдесят. Я остался наедине с Фадеевым. Поднять того и унести у меня уже не было сил. Я вскочил и закричал во всю мощь своего голоса:

– Стоять! Стрелять буду! Приказ товарища Сталина: «Ни шагу назад!»

Отступающие мгновенно остановились, так подействовали на них мои слова.

– Почему побежали? – сурово спросил я.

– А лейтенант махнул рукой, мол, уходите, и мы побежали...

Я назвал фамилии четырёх солдат и приказал:

– Вынести Фадеева.

Те беспрекословно подчинились и вынесли раненого в безопасное место. Затем этим четверым я добавил:

– Отнесите Фадеева в Бачково, а мы продолжим путь к высоте «411».

…Дали нового проводника. Направились на этот раз другой дорогой. Решили послать двух бойцов за новым проводником – Желтоножкина и Рассказова. Ушли. Но скоро Рассказов вернулся и трясётся:

– Желтоножкин подорвался на мине, наверное, ему оторвало ногу.

Пришлось всем возвращаться назад. Желтоножкина, оказывается, только контузило...

Благополучно дошли до высоты с новым проводником. Построили один блиндаж. Вырыли второй, но не успели накрыть. Это происходило метрах в восьмистах от передовой. И вдруг в пятнадцать часов на нас ринулись фашисты. Их первую атаку отбили успешно. Затем третью, четвёртую.... десятую.

Когда сложилось критическое положение, нам на помощь прибыло подкрепление во главе с полковником Козловым. Но атаки продолжались.

Я с двумя бойцами залёг за дерево с двойным стволом. Я лежал слева от корня, посередине расположился Акопян, а справа Корнев. Вдруг Корнев кричит:

– Акопяна убило! Пуля прошла между стволами.

Все собрались у блиндажа. После смерти Акопяна тяжело ранило рядового Лысова, армавирца. Немцы ринулись в атаку. Через высоту проходила просёлочная дорога. Я спустился с высоты и залёг на дороге.

Вдруг рядом застрочил пулемёт, метрах в пятнадцати от меня, в сторону блиндажа дивизии. Я выстрелил в фашистского пулемётчика, но не попал. Гитлеровец развернул пулемёт и ударил по мне. Меня спасла дорога. Она как бы была вдавлена на тридцать-сорок сантиметров. Пулемётчик развернулся и дал ответный огонь. Я перевёл автомат на автоматическую стрельбу и ударил. Фашист замолчал навсегда...

И тут наступила на несколько минут такая страшная, гнетущая тишина, что у меня даже волосы поднялись на голове. Я один в чужой стране... Что делать?

Поднялся, пошёл в сторону блиндажа. Вдруг слышу стон. Подошёл – лежит раненый солдат из соседней дивизии.

– Помощь нужна? – спрашиваю у него.

– Скажи соседям. Пусть меня заберут...

– Хорошо, сейчас доложу...

К пятнадцати часам пятнадцатого декабря мы отбили пятнадцать атак гитлеровцев.

Из взвода, насчитывавшего до этих боёв пятьдесят человек, нас осталось всего семеро. Лысов был ранен в ягодицу. Поэтому «целых» нас осталось только шесть человек. К защитникам высоты подошёл старший сержант Кулик и сказал, что приказано оставить высоту.

– Спускайтесь, а мне нужно в блиндаж...

Больше мы его не видели. Все семеро отошли за дорогу.

Солдат-азербайджанец Агалар Наврузов обратился ко мне:

– Товарищ старший сержант, смотри, сколько платочков висит на деревьях. Вот бы достать их и послать жене.

Это висели парашютики от ракет, которыми немцы всю ночь освещали высоту…

И вдруг моя левая рука задрожала.

– Ребята, – обращаюсь к своим друзьям, – я ранен. Верба, перевяжи меня.

Поднялись четверо – Наврузов, Верба, Сартов и Пития. Смотрят на меня и не поймут, что случилось. Когда Верба увидел кровь на ладони, то схватил бинт и хотел перевязать ладонь.

– Постой, Верба. Сними с меня шинель, фуфайку и перевяжи локоть. Да затяни потуже.

Только он закончил перевязку, фашисты ринулись в атаку, которую мы успешно отбили. А Кулика нет. Отбили и вторую, и третью атаки. И тут комбат Кошкин привёл подкрепление. Подошёл ко мне:

– Возьми моего коня.

– Нет, не надо, я не смогу идти. Пусть посадят на коня Лысова, и разрешите мне взять с собой этих четверых солдат. Если мне будет плохо – они донесут меня до Бачково.

Комбат согласился. Прошли полпути, и вышли на поляну. В этот момент фашисты открыли миномётный огонь. Лошадь испугалась и быстро проскочила на поляну. Ребята тоже проскочили, преодолев её бегом, я бежать не мог, шёл медленно, и прошёл так же благополучно. Перед селом нас обстреляли снайперы, но всё обошлось благополучно, без жертв.

Пришли в монастырь. Там подождали, пока стемнеет. Посадили нас на подводу и повезли в село Албино, где находился медсанбат. Там мне удалили осколок, похожий на крупную металлическую стружку, имевший форму полумесяца, и кусок сукна от шинели.

На грузовой машине отправили в город Михайловцы, где наложили гипс. На другой день на самолете «АН-2» («кукурузнике») отправили в Советский Союз в г. Мукачево, потом в Старый Самбор.

1945 г.

В марте 1945 г. привезли в г. Ессентуки.

Здесь, в Ессентуках, в конце весны, когда я принимал процедуру в грязелечебнице им. М.А. Семашко, прибыли высокие гости – жена премьер-министра Англии Уинстона Черчилля леди Джонсон и жена нашего руководителя Вячеслава Михайловича Молотова – Полина Жемчужина-Молотова.

Леди Джонсон, красивая женщина, была одета в чёрную шинель и чёрный берет, на плечах красовались золотые эполеты, как на портретах Михаила Юрьевича Лермонтова и Дениса Давыдова. Жемчужина-Молотова была в голубом пальто.

Жена Черчилля подошла ко мне и через переводчика спросила:

– Мальчик, ты попал под бомбёжку?

– Нет, – отвечаю я, – я младший командир Красной армии, почти два года воевал против фашистов...

Она хотела ещё что-то спросить у меня, но тут к высокой гостье подошли наши представители командования и Красного Креста и попросили высокую гостью. Когда я выписывался из госпиталя, мне передали посылку от леди Джонсон...