А.Ф. Москаленко. Письма адресованы сестре Екатерине Фёдоровне Москаленко в г. Краснодар.

28 марта 1943 г.

Дорогие, любимые мама, Катя!

До сих пор я не знаю, что с вами, все сроки ответа от вас уже прошли, и это меня тревожит очень. Вы должны были получить моё письмо ну через неделю после занятия Краснодара нашими частями. Почему же не отвечаете? Я и в Рождественку написал, тоже спрашивал о вас, но и оттуда тоже не отвечают.

Я знаю, что враг беспощаден и жесток, но без надежды в душе очень тяжело. Я всё-таки надеюсь, что вы живы, [несмотря на то], что вам было очень трудно и беспросветно жить. О себе писать не стоит.

Пока факт, что я жив, несколько нездоров, но это пройдёт в скором времени, а что будет дальше, <…> о себе трудно угадать; во всяком случае, первое дело – это изгнать проклятых гитлеровцев с нашей родины.

Жду от вас ответа каждый день, телеграфируйте. Не рассчитывайте, что я долго буду здесь – ну, 2-3-4 недели максимум. Целую.

4 апреля 1943 г.

Здравствуйте, родные!

От вас я получил письма и телеграмму. Первое письмо дошло за 16 дней, а телеграмма и остальные шли очень долго. Первая открытка меня взволновала, т.к. я сомневался в том, что в ней было написано, а письмо, которое вы писали втроём, меня обнадёжило.

Но почему вы так скупо, так мало написали о себе, о своей жизни, о городе? Как вы прожили в месяцы оккупации, как живёте сейчас, работаете ли? И потом – почему прекратили писать? Сколь долго я пробуду здесь, я не знаю, но прошу написать длинное и детальное письмо обо всём. По старому адресу не пишите, т.к. он изменился, и письмо не дойдёт, пишите по новому: полевая почта 39560 «А» – мне, хотя я нахожусь там же, где и раньше.

Была ли у вас связь с Рождественкой? Заберите там вещи, которые остались. Правда, уезжая, я остался должен Любе 400 руб., но зато там осталась мука, велосипед и пр., так что эта сумма погашена, и совесть моя чиста; остатки белья, постели, куртку возьмите. Из Рождественки я ничего не получал, хотя письма писал. Когда я работал в МТС, то н/МТС входила в состав <…> управления крайзо, где начальником был Серебрянский. Если он там, и вы сможете его повидать, то передайте привет и узнайте о возможности работы по специальности. Правда, это безнадёжно, и не это сейчас главное, но я очень соскучился по своей работе, а сейчас весна, и так странно заниматься не тем, чем привык.

Как себя чувствует мама, как её здоровье? Только не пишите общими фразами.

Вообще, ваши письма поражают короткостью, и сжатостью, и недоговорённостью – особенно это у Наташи и у тебя, Катя!

Целую вас крепко, хочу видеть, хочу побыть вместе. Пишите скорей!

14 апреля 1943 г.

Здравствуйте, родные!

После ваших писем я уже послал вам три письма. Отвечайте поскорее!

Напишите, как обстоит дело с тем, о чём вы написали в открытке. Если даже я и уеду отсюда раньше, чем дойдёт письмо, то всё равно пишите. Я здесь оставлю адрес, фамилию, на кого писать, сообщу. Напишите, на чём основано то, о чём вы писали. Видели ли вы Ключникова?

Здесь ещё холодно. Ну, пока, целую вас.

22 апреля 1943 г.

Здравствуйте, родные!

Сегодня получил ваше письмо, датированное 6 апреля. 16 дней – это срок уже установившийся.

Что могу вам посоветовать в устройстве жизни:

1. Все свои расчёты и практические действия стройте на предположении, что меня нет и не будет. Твой, Катя, здравый смысл – это действительно верное предположение, и вопреки ему надеяться ни на что и не надо.

2. Поезжайте в Рождественку, но только с таким расчётом, что вы никому не будете в тягость. В противном случае будет очень тяжело, для вас, конечно. Чтобы вы могли работать там, я сомневаюсь, но, во всяком случае, лучше поехать в Рождественку, чем в другое место, там есть всё-таки товарищи, которые некоторое время будут помнить и м.б. помогут.

Ваше письмо написано до воздушного налёта на Краснодар, о котором писали в газетах, а меня, конечно, тревожит – что с вами. Это я пишу вам для того, чтобы вы писали мне письма независимо от получения от меня. Если у меня адрес переменится, то письмо мне перешлют (конечно, до поры до времени), а написав письмо, вы, собственно, ничего и не теряете, кроме уверенности – дойдёт или нет.

Вот я потерял уверенность получить письмо из Рождественки, хотя написал туда много писем. Ни Пётр Исаевич, ни Пётр Иванович, ни Ольга, ни Люба – никто не отвечает. Ну что ж! По-видимому, им не до этого. Ну ладно.

Чувствуется какая-то чёрточка холодности и отчуждения во всём этом, да и в ваших письмах. Мама, Наташа молчат. Конечно, вы правы, во многом я виноват перед вами. Ну да бесполезно сейчас об этом говорить.

Чтобы получить ответ на это письмо, надо ждать минимум 35 дней. Всё-таки отвечайте, хотя меня здесь и не будет.

Целую всех. Передайте всем привет.

18 июня 1943 г.

Здравствуйте, родные!

Теперь от вас письма поступают регулярно – через 3-4 дня сразу 2-3 письма. Вы очень сильно обиделись на меня за упрёк в холодности, краткости писем и пр., потому что до сих пор упоминаете об этом. Не надо, и давайте об этом забудем. Поймите, что вы единственные близкие у меня, и у нас не может быть никаких взаимных попреканий и т.п. Тем более мне очень досадно, что Катя считает себя «виноватой» за то, что в молодости моя жизнь сложилась не так, как следовало бы. Не нужно и об этом, потому что это на самом деле не так, а как раз наоборот. Только ты дала мне возможность получить образование, о значении которого и говорить не следует. Я разве не помню всю тяжесть, лишения, трудности, которые вы переносили с мамой!

Это благородный поступок, и все дети вышли хорошими и полезными людьми.

Всё уже в прошлом, вспоминать о нём можно, но анализировать прошедшую жизнь с точки зрения упущенных возможностей и на этом основании считать себя виновной – несправедливо и фактически неверно.

Жизнь сложна, у нас она получилась такая, у других – иная, но жить, обвиняя себя, – это не только бесполезно, но не даёт бодрости и уверенности на будущее. Давайте поставим на прошлом точку и не будем его вспоминать в таком освещении. Что принесёт нам будущее, неизвестно.

Сейчас вам надо строить жизнь с учётом того, что меня с вами не будет неизвестно сколь длительное время. Все отзывы в большом количестве здесь получены, но, как подтвердило наше более высокое командование, сейчас этого делать уже нельзя, а раньше к этому были основания. И на этом давайте поставим крест, и не надо больше делать никаких попыток.

Моё здоровье в отличном порядке, и беспокоиться о нём вам не следует. В материальном отношении я живу неизмеримо лучше вас. Образ жизни нормализован, но это именно не плохо, а хорошо.

Получили ли вы справку, которую я вам послал? Чем она вам поможет?

Пока, до следующего письма. Целую вас крепко.

Одарочка прислала письмо, но тех советов, о которых ты писала, Катя, в нём нет.

24 августа 1943 г.

Здравствуйте, родные!

Меня начинает беспокоить ваше молчание. Почему вы перестали писать? Раньше я получал ваши письма через 3-4 дня, а сейчас эти сроки удлинились до 15-20 дней. И вообще никто не пишет! Я знаю, что вы в Рождественке, что в начале пребывания перемена места благотворно сказалась на вашем состоянии, потом разные причины – топка, ремонт и пр. – начали омрачать ваше состояние, а сейчас не знаю, каковы ваши планы на будущее, на зиму. Советовать что-либо не решаюсь, т.к. уже ошибался, но в своих решениях исходите из своих возможностей, своих собственных сил, не рассчитывая на меня.

Через несколько дней я отсюда уеду, куда, конечно, сейчас трудно сказать, потому что я и сам этого не знаю, и каков будет дальнейший путь, угадать нельзя.

Очень жаль, что мы несколько раньше не условились о нашем основном адресе. Во всяком случае, я буду писать вам так: весь сентябрь-месяц – на Рождественку, на О.П. Карасевич, а начиная с октября – на Краснодар, разумеется, если ничего не буду получать от вас.

О моём адресе, более или менее постоянном, т.е. таком адресе, на который можно дождаться письма, я вам, разумеется, сообщу, когда всё это, как говорится, утрясётся.

Физически чувствую себя очень хорошо. Ведь уже больше года, как я не только из дому (от вас), но и из Рождественки, но как свежи ещё все впечатления, и как хочется ещё взглянуть на эти места.

За последнее время в моей жизни было событие, о котором ничего сказать нельзя, т.е. в том смысле, что обойти его молчанием нельзя, а то получится как-то двусмысленно.

20-VIII в политотделе н/части я получил кандидатскую книжку.

Был в городе, в котором родился Сталин, и в домике, в котором он провёл свои первые четыре года жизни. Мысленно выругал архитекторов, строивших мраморный навес над домиком и выстроивших его недоброкачественно и бессодержательно.

В начале войны, когда обстоятельства складывались не в нашу пользу, у меня была мысль, что наступит всё-таки время, когда каждый русский будет гордиться тем, что он русский, имея в виду, в конечном счёте, нашу победу и такое человеческое общество, в котором не будет войн. Правда, эта мысль возникла как противоположная тому, что было, но сейчас это уже реально.

Морально я чувствую себя более молодым, более уверенным.

Ну, пока, целую вас крепко.