Савелий Матвеевич Хаенко. Перед войной жил в Краснодаре. В 1942 г. эвакуировался, работал на военном заводе на сборке тяжёлых танков. В Краснодар вернулся через семь лет после окончания войны. Работал на железной дороге, мастером производственного обучения в профтехучилище. 22 года был заместителем директора краснодарского ПТУ № 3, затем работал в колледже № 78.

«“Дорогая, любимая мама!

Я пишу тебе, совершенно не представляя, какая ты. Так давно мы с тобой не виделись. Но я знаю, как ты любишь меня, и как мне хочется тебя обнять. Ты, наверное, хочешь знать, как мне работается на военном заводе, не обижают ли меня, всегда ли я сыт и где ночую. Я всё-всё тебе сейчас расскажу. Завод, на котором я работаю, – это Кировский завод, эвакуированный из Ленинграда. Добирался я и такие же молодые пацаны в течение целой недели в товарно-грузовом вагоне. Лёжа на полу, простеленном соломой, мы изрядно истощились и измучились. По прибытии нам был устроен приём в заводском комитете комсомола. Там нас приветствовали со вступлением в трудовую жизнь и напутствовали на доблестный труд во имя победы над врагом. Речи были торжественными, в отличие от нашего состояния: после теплушки все были ужасно завшивлены и под аккомпанемент речей усердно скребли себя во всех местах. Пишу об этом без стеснения, так как это горькая правда. Определили меня в ремонтно-механический цех. Сначала я был очень огорчён, что не попал в цеха, где собирают танки. Но вскоре я обнаружил среди прочих станков карусельный станок, на станине которого значилось, что он изготовлен Краснодарским заводом имени Седина. Он стал мне дорогим напоминанием и скрасил моё здесь пребывание.

Сначала нам, молодым, давали несложные работы. Кадровые рабочие их выполнять не очень хотели, так как они слабо оплачиваются. А нам вообще денег не платили, а давали в счёт заработка оплаченные абонементы на питание в столовой и карточки на хлеб. Неожиданно, в начале декабря, меня зачислили в число рабочей бригады по выполнению срочного и важного задания. В паре с высококвалифицированным рабочим мы встали, как говорили, на вахту. Возле нашего радиально-сверлильного станка появились красочные плакаты с призывом выполнить качественно и досрочно важное задание. В чём состояла эта важность, не разглашалось. Лишь на второй день стало известно, что мы готовим звенья для конвейера, на котором в срочном порядке начнут сборку нового типа тяжёлого танка “ИС” (“Иосиф Сталин”). Постепенно после смены по холоду в тоненькой телогрейке идти в свой барак мне стало трудно, и я перестал выходить из цеха. Приглядел там укромный уголок и стал там ночевать. Поутру вставал, ополаскивался водичкой, завтракал в столовой и по знакомому сигналу сирены приступал к работе. Мама, я узнал, что такое голод. Я потерял, а может быть, у меня украли хлебные карточки и абонемент на питание. Это случилось за три дня до Нового 1943 года. Мне в меру возможностей помогли, но есть всё равно хотелось. Как я проработал эти три дня, не помню, а как встретил Новый год, помню хорошо. Я лежал в своём углу, заглушая чувство голода воспоминаниями о нашей семье, плакал и клялся никогда не забывать этого.

Мама, в этом письме – события не одного дня. Письмо ведь одно, и, может быть, другого не будет. Твоя сестра Клара, спасибо ей, выхлопотала мне перевод на другой военный завод, поближе к себе. И может быть, мы смогли бы, наконец, увидеться с тобой. Как я радовался! Вызов был на официальной бумаге, с оттисками орденов, которыми был награждён этот завод. Внизу под текстом была подпись директора завода, скреплённая гербовой печатью. Но… меня не отпустили. И я решил уехать самовольно. Представляешь? Война. Военный завод. Почти побег. Мне 15 лет. Но я хотел к тебе. Я ведь не видел тебя уже семь лет…”

Конечно, этого письма не могло быть на самом деле. Мне некому было писать. Мама с папой арестованы человеком, именем которого назван танк, собираемый мною на заводе. Папа уже к этому дню погиб в заключении, мама ещё в лагерях, но через несколько дней после моего “побега” с военного завода маму провозили этапом через город, из которого я бежал. Такая ирония судьбы.

Я всё это узнаю позже, а тогда меня ждал срок за побег. Меня спасли. Мы наконец-то встретились с мамой. Я стал учиться. И однажды мне приснился усатый вождь, который попросил у меня прощение за принесённое моей семье горе».

Савелий Матвеевич Хаенко