Павел Максимович Цапко (род. в 1899 г.), старший сержант. Работал агрономом. 18 августа 1941 года призван в армию, в 7-й запасной стрелковый полк, позже – в 1662-й отдельный батальон 29-й бригады 10-й сапёрной армии, откуда был откомандирован в 1675-й батальон в должности помкомвзвода. К концу войны состоял в штабе 926-го отдельного корпусного сапёрного батальона 4-го гвардейского стрелкового Бранденбургского Краснознамённого корпуса. Участвовал в форсировании Вислы и Одера, прорывах на Ингульце и под Ковелем, обороне Днестровского плацдарма. Был контужен в боях за Берлин. Награждён двумя орденами Красной Звезды, медалью «За оборону Кавказа» и др.

8 февраля 1944 г.

Наш поезд идёт на Миллерово. Значит, будем в Чертково. Но долго ли будем на станции, успею ли я сходить к родным, застану ли всех дома? Эти вопросы так меня тревожили, что я не спал всю ночь.

9 февраля 1944 г.

В Чертково приехали утром. Только остановился эшелон, я соскочил и побежал на Будённовский № 28.– Бабушка! Дядя Пава! – увидев меня, вскрикнула Нонна.Дома я застал папу, маму, Нонну. Маня была на работе, и за ней пошла Нонна. Родные были рады, что я забежал проститься. Ведь, может быть, в последний раз. Папа, да и мама совсем слабые, а работать нужно.Мама угостила обедом, сварила мне десятка два яичек, а папа дал на дорогу табаку. Жаль, что не пришлось увидеть Олю и Зою.Была грязь, и провожать пошла только Марусенька. Хотел позвонить Зое в МТС, но подошёл паровоз, и, простившись с сестрой, уехали дальше.

10 февраля 1944 г.

От Миллерово поезд почти без остановок мчит на запад, только мелькают столбы, будки, станции.Час ночи. Станция Чаплино. Не могу уснуть. Родные, знакомые места. Скоро Синельниково, а оттуда всего 70 километров до Запорожья. Быть так близко и не побывать дома хотя бы один час… Обидно. Пишу письма Тоне, Коте. Бросил в почтовый ящик в Днепропетровске. В Нижнеднепровске стоим несколько часов. Я хорошо знал этот город с большим заводом. Теперь же не осталось ни одной постройки, ни одного домика. Через Днепр проезжали по недавно кое-как сколоченному мосту, который скрипел и дрожал при проходе поезда.

11 февраля 1944 г.

Приехали на станцию Лошкарёвка. Выгрузились, ночуем под открытым небом. Дождь, холод, сыро. Отвыкли уже от этой жизни. Надо привыкать снова, ничего не поделаешь.

14 февраля 1944 г.

Стоим третий день в разваленном сарае села Лошкарёвка. Пошёл снег, ударил мороз.

18 февраля 1944 г.

Село Красное. Вслед за наступающими стрелковыми частями вступили в Апостолово. Немец оставил много тяжёлых орудий, до тысячи автомашин, но почти все испорченные.

22 февраля 1944 г.

Пришли в посёлок Ворошиловка. Фронт в трёх километрах. Идут сильные бои. Орудийный гул, трескотня пулемётов не смолкает ни днём, ни ночью. Приступили к выполнению боевых заданий, большей частью по разминированию.23 февраля 1944 г.Убиты Будаев, Кононов, повар – узбек Арыков. Ранено шесть человек. Первые наши потери. Тяжело хоронить товарищей, с которыми прожито столько времени вместе, которые ещё недавно ехали с нами в поезде, шутили, пели песни, просили покурить.

2 марта 1944 г.

Распустило невероятно. Грязь, размешанная тысячами ног, тысячами колёс, была буквально по колено. Местами с трудом вытягиваешь ноги. Войска по-прежнему, с упорными боями, шаг за шагом продвигаются вперёд. Заняли большое село Широкое на реке Ингул. За рекой враг сильно укрепился, и продвижение немного задержалось. Живём в Широком у одного селянина. Хозяйка – исключительно хорошая женщина. Нас человек 15, но она и наварит, и испечёт, и молока даже иногда даст, бельё постирает. Чувствуется украинское гостеприимство.

12 марта 1944 г.

Село Ново-Юрьевка. Видать город Н.-Буг, занятый немцами. В селе нас несколько раз жестоко бомбила немецкая авиация.Мы с начштаба Гольдинером шли в расположение роты. Впереди нас, метрах в десяти, шли майор и три бойца стрелковой части. Неожиданно выскочили из-за посадки, почти на бреющем полёте, два немецких самолёта и сбросили бомбы. Мы еле успели лечь на землю. Взрывной волной нас оглушило, фуражки посрывало, шедших впереди майора и одного бойца убило наповал.

13 марта 1944 г.

Подходим к селу Ново-Сергеевка. Осталось километра полтора. В селе слышны отдельные винтовочные и автоматные выстрелы. Вдруг видим, с запада летят, довольно высоко, 13 немецких самолётов. Прямо на нас. Командир батальона приказал всем рассыпаться и лечь. Самолёты развернулись.– Ну, сейчас будет жарко! – сказал кто-то. Поле было ровное, ни канавки, ни ямочки. Сердце защемило. Но вместо ожидаемой бомбёжки самолёты начали сбрасывать на парашютах десант, как нам показалось. Подали команду расстреливать в воздухе. Все приготовились. Когда же парашюты спустились ниже, к нашему удивлению, оказалось, что это не десантники, а контейнеры. Самолёты улетели, мы – к парашютам. В контейнерах оказались снаряды, патроны, мины к миномётам, ручные гранаты, медикаменты, некоторое продовольствие. То, что пригодится, положили на повозки, нарвали шёлковых портянок из парашютов и быстро двинулись в село.Оказалось, что немецкое командование просчиталось: думало своим войскам подбросить подкрепление, а попало к нам. Мы потом узнали, что это повторилось уже третий раз на нашем участке фронта. Враг потерял связь со своими частями.Когда вошли в Ново-Сергеевку, то увидели на улицах много убитых коров, целое стадо. Жители сказали, что немцы ушли с час тому назад и перед уходом убили стадо коров, которое не могли угнать.Был уже вечер, и решили переночевать в селе. В некоторых сёлах немцы перед уходом устанавливали мины с замедленным действием, поэтому, во избежание всяких случайностей, во всех домах, где остановились, сделали тщательную проверку.В этих местах, как мы узнали, вновь сформированная после Сталинграда шестая немецкая армия – Херсонская группировка – окружена и по частям уничтожается. Наши и немецкие части здесь перемешались в полном смысле этого слова.

14 марта 1944 г.

Подошли к реке Ингул. Начали строить узкий, для пехоты, штурмовой мост. Немец успел уже отойти, и эту работу провели за один час, спокойно, без потерь.Перешли Ингул. Зашли в село Большую Ингулку. Почти в каждом доме лежит покойник. Оказывается, немцы перед отступлением вывели из села и расстреляли 150 мужчин. Мерзавцы…

24 марта 1944 г.

Движемся все на Запад. Грязь невозможная. Идут дожди, и дорога не просыхает. Растеряли по дороге машины, конный транспорт тоже отстал.

28 марта 1944 г.

Новая Одесса. Третий день, как подошли к Южному Бугу. Немцы на противоположном высоком берегу; мы – на левом, пологом. Только одна стрелковая рота перебралась на тот берег и зарылась в ямках недалеко от берега.Наступать дальше нельзя было, так как орудия наши завязли в грязи, а для пробившихся нескольких танков нужна была переправа. Южный Буг здесь глубокий и до шестидесяти метров ширины. Наш батальон получил задание срочно навести переправу для танков. Конечно, легче всего было установить понтоны, но машины с ними застряли километрах в пятидесяти от Новой Одессы.Начали вязать плоты, используя всякий лесоматериал, какой можно было достать на месте.Строили три дня, и всякий раз он разбивался артиллерийским огнём. Немец видел, как на ладони, нашу переправу и прямой наводкой безбожно бил из орудий. Бил не только днём, но и ночью. Уже 9 человек убито со второй и третьей роты, очень много ранено, два утонуло. Но что за ночь успевали сделать, утром он снова разрушал. Сапёры выбились из сил. Положение было тяжёлое.

29 марта 1944 г.

Переправу строили в полутора километрах от Новой Одессы. Домик, в котором поместился штаб, был на самом краю города, возле шоссейной дороги, тянувшейся по направлению к переправе, почти возле самой реки. И наш домик, и дорога прекрасно простреливались немцами. На дороге было уже убито много бойцов, лошадей, много повозок. Проходить, проезжать можно было только ночью. Пройти днём ещё можно было, согнувшись, за низкой насыпью в кювете, но как раз посредине протекала речушка, а надо было подниматься и переходить по мостику, метров двадцати длиной. На этом месте немец обычно и накрывал. Сегодня утром мы из окна видели, как со стороны переправы верхом на лошади ехал всадник, удивлялись его неосторожности. Вдруг недалеко от него – взрыв, всадник свалился с лошади, а испуганная лошадь прибежала в Новую Одессу. Всадник – политрук из стрелковой роты – был убит наповал, а лошадь оказалась невредимой.После обеда заходит в нашу комнату командир батальона.

– Где посыльный? Надо немедленно передать Соколову распоряжение

– Смахтин на переправе, – ответил начштаба.

– Тогда пошлите кого-нибудь другого.

Кроме меня и начштаба, близко никого не было

.– Разрешите мне пойти, – сказал я.

– Идите, только смотрите осторожно на мостике, – ответил комбат.

Начштаба посмотрел на меня:

– Пониже пригибайтесь в кювете, а на мостике – сколько есть силы бегом.

– Знаю, – сказал я.

Он пожал мне руку. Взяв распоряжение, пригибаясь в кювете, я быстро стал приближаться к мостику. Я прекрасно знал, что немецкое орудие точно наведено на мостик, и наблюдатель внимательно следит, когда кто-то появится на нём.

Вот и мостик. Идти, согнувшись, тяжело, и я прилёг отдохнуть. Сердце билось учащённо. Удастся ли проскочить? Или накроет, гад?..

Срываюсь, вскочил на мостик, и бегом. И через две-три секунды слышу противный шелест снаряда. Прятаться в кювете уже поздно. Я упал на шоссе и прижался к холодному камню. В ту же секунду раздался взрыв, осколки просвистели над головой. Снаряд разорвался на другой стороне мостика.

Я моментально вскочил и бегом, что было мочи, вперёд. Уже почти добежал до места, где разорвался снаряд, слышу опять проклятый вой. Теперь, думаю, всё – накроет… Я едва успел упасть в горячую ещё воронку, как раздался второй взрыв. Но немец, видно, немного просчитался, и снаряд упал теперь по ту сторону мостика, где я несколько секунд тому назад лежал. Самое опасное место я проскочил. Я снова быстро поднялся и под прикрытием насыпи, которая здесь была немножко выше, побежал, пригибаясь к земле.

Через несколько минут разорвался снаряд метрах в двухстах впереди меня, но я уже не стал обращать внимания, так как кювет здесь был более глубокий, и убить меня могло только при прямом попадании.

Сапёры, отдыхавшие после тяжёлой и опасной работы, лежали на соломе в разбитом маленьком сарайчике. Медсестра Таня перевязывала стонавших от боли раненых Верёвкина и Друзенко. Возле печурки сушились шинели, портянки, сапоги. Было очень тесно.

Я подошёл к ст. лейтенанту Соколову и отдал распоряжение комбата. Посидели, поговорили, покурили. Соколов, с которым мы в одной части ещё с Кавказского фронта, вспоминал некоторые события, которые нам вместе пришлось переживать. Я собирался возвращаться.

– Куда тебя чёрт несёт! – сказал он. – Если сюда удачно проскочил, так думаешь, что он тебя и обратно не накроет? Подожди, скоро стемнеет, пойдём вместе.

Я послушался его вполне разумного совета, и в сумраке вечера мы спокойно вернулись в город.

– Ну, старшина, счастливо ты отделался. Мы видели в окно, как за тобой немец охотился. Я, откровенно говоря, боялся за тебя, – улыбаясь, встретил нас Гольдинер.

– Он хитрый, немца перехитрил, молодец, – добавил, смеясь, адъютант Погосян.