Павел Максимович Цапко (род. в 1899 г.), старший сержант. Работал агрономом. 18 августа 1941 года призван в армию, в 7-й запасной стрелковый полк, позже – в 1662-й отдельный батальон 29-й бригады 10-й сапёрной армии, откуда был откомандирован в 1675-й батальон в должности помкомвзвода. К концу войны состоял в штабе 926-го отдельного корпусного сапёрного батальона 4-го гвардейского стрелкового Бранденбургского Краснознамённого корпуса. Участвовал в форсировании Вислы и Одера, прорывах на Ингульце и под Ковелем, обороне Днестровского плацдарма. Был контужен в боях за Берлин. Награждён двумя орденами Красной Звезды, медалью «За оборону Кавказа» и др.

30 марта 1944 г.

Комбат приказал, чтобы возле домика, в котором мы находились, по возможности, меньше было хождений, которые могли привлечь внимание немецких артиллеристов. Но людей было много, обязательно кто-нибудь выйдет, кто-нибудь зайдёт, что, в конце концов, привлекло внимание немецких наблюдателей.

Я сидел за столом, напротив окна. Неожиданно раздался сильный взрыв, домик весь задрожал, меня что-то ударило в лицо и отбросило на середину комнаты. Я открыл глаза: рама окна лежала, разбитая, рядом, кругом мелкие осколки стекла. Почувствовал боль в виске. Пощупал висок рукой – вся рука была в крови. Вскочил находившийся в другой комнате Погосян.

– Ты что, ранен, старшина? – встревоженно спросил он, поднимая меня. – У тебя всё лицо в крови!

– Нет, как будто бы сильной боли не чувствую, – ответил ему.

– Быстрей в погреб! – потащил он меня за собой.

Едва вскочили мы в погреб, снова раздался взрыв за домиком. Снаряд дал перелёт. Разорвалось ещё пять-шесть снарядов, но уже дальше.

Когда прекратился обстрел, мы вошли в домик. Всё моё лицо, вся гимнастёрка были в крови. Мелкие осколки стекла поцарапали лицо, нос, уши. На виске синела шишка от удара оконной рамы. Я вымыл лицо, Погосян смазал ранки йодом и забинтовал. На противоположной от окна стенке комнаты – следы осколков снаряда, пролетевшие немного выше и правее моей головы, где я сидел во время взрыва снаряда.

Вошли комбат и замполит капитан Деребизов. Узнав, в чём дело, Деребизов засмеялся и сказал:

– Ну и везёт же тебе, старшина! Вчера счастливо отделался, и сегодня смерть испугалась тебя. Честное слово, до Берлина дойдёшь!

– Смотрите не сглазьте, товарищ капитан, – отвечаю ему, – а до Берлина ещё далеко.

Действительно, мне повезло. Снаряд разорвался в трёх метрах от окна, но немножко левее, и это спасло меня.

31 марта 1944 г.

Наконец навели переправу, перешли наши танки, пехота; немец отошёл от реки, и наступление продолжилось дальше. Батальону приказано выступить вслед за передним эшелоном войск.

Меня командировали с ездовым за 70 километров от Новой Одессы назад за штабным имуществом, оставленным с автомашинами. Как это неприятно – возвращаться обратно! Но ничего не поделаешь, надо ехать.

4 апреля 1944 г.

Вернулись в Новую Одессу. Грязь непролазная, дождь, снег, как будто бы не весна, а вернулась снова зима. Сыро, холодно, снег бьёт в лицо. Батальон за это время, говорят, ушёл уже километров за 80-100 вперёд. Как мы догоним его – ещё трудно представляю себе, к тому же мост на Буге поломался. Настроение чертовски скверное. Писем с декабря-месяца из дома не получаю. Обидно делается, ведь другие и здесь часто получают, а мне не пишут.

Радует только то, что наши войска заняли Николаев, Черновцы, подошли к Одессе, и немец, хотя и сопротивляется, но отступает на всех фронтах.

Достал на мельнице килограммов 400 муки. Снабжения никакого, все базы отстали, и для нас это большое подспорье, голодать не будем.

7 апреля 1944 г.

Отъехали от Новой Одессы на 45 километров. Лошади еле тянут подводы. Проезжаем немецкие колонии. Жителей не осталось ни одного. Остановились на ночлег в одном доме. Немцы здесь жили очень хорошо, но все ушли с отступающими войсками, побросав всё имущество. Все чердаки полны зерном, в погребах много картофеля. Сегодня спал на никелированной кровати, шинель висела в роскошном шифоньере, топим печку стульями.

Убегайте, сволочи, узнаете и вы, что такое война. Так и надо. И я вспомнил стихотворение:

Десять винтовок на весь батальон,

В каждой винтовке – последний патрон.

В рваных шинелях, в разбитых лаптях,

Били мы немцев на разных фронтах.

Всю Украину он грабил и жёг,

Так что за немцем остался должок.

Час подошёл, наступила пора

Вам рассчитаться, бандитам, сполна.

Танки и пушки фашистов громят.

Лётчики наши на запад летят.

Подлого Гитлера чёрная власть

Крутится, вертится, хочет упасть.

25 апреля 1944 г.

Все эти дни, хотя и медленно, но всё же продвигался вперёд к Одессе. 10 апреля наши войска после незначительного сопротивления врага заняли Одессу. Я в этот день догнал свой батальон в пригороде. Штаб батальона помещался вместе со штабом нашего корпуса.

Снова нас Одесса примет как хозяев,

Звёзды Черноморья будут нам сверкать.

Одесса, действительно, приняла нас, как хозяев. Ни один город, освобождённый нами, так радостно нас не встречал, как Одесса. Горячие приветствия, радостные возгласы, крепкие пожатия рук, поцелуи. Счастливые, радостные у всех лица. Бойцов, командиров приглашали в дома, угощали, чем только можно было, давали вина. Просто неудобно было грязным, обросшим за длинные переходы ложиться в любезно предоставленные чистые кровати.

Одесса, переименованная румынами в Антонеску, была передана немцами румынам. Румыны не обдирали население, как немцы, неплохое, по военному времени, было снабжение населения продуктами и товарами, так что одесситы жили, можно сказать, неплохо. Поэтому, хотя и много было нас в городе, но все были отлично и накормлены, и напоены.

Сейчас стоим уже почти две недели на берегу Днестра в селе Маяки. На том берегу в плавнях идут жестокие бои. Наше село и переправа, которую строят наши роты, ежедневно подвергаются сильной бомбёжке. Опять раненые, опять убитые.

Сегодня наши войска продвинулись немного вперёд и заняли село Паланки, сильно укреплённый пункт на правой стороне Днестра. Думаем, что теперь продвижение вперёд пройдёт быстро.

Вчера получил письмо от Тони, а позавчера – от Коти. Письма невесёлые. Живут впроголодь, и не во что одеться. Но что я могу сделать, чем могу помочь, когда денег у меня тоже нет, а посылок не принимают?..

2 мая 1944 г.

В три часа дня выступили походным маршем из селения Страсбурга по направлению Тирасполя. Подул сильный ветер с севера, резкий, холодный. Пошёл дождь. Дальше – больше. Грязь вязкая, липкая. Все утомились до невозможности, так как, ко всему, надо было идти против ураганного ветра и бьющего в лицо дождя.

Ночью пришли в одно село, но в нём уже везде битком набито. Все мокрые до нитки, а о том, чтобы где-нибудь обсушиться, не было и разговора.

С большим трудом втиснулся в одну комнатку и встал возле дверей у стенки. В комнатке, плотно прижавшись друг к другу, стояло человек сто бойцов, молчали и зло посматривали на троих офицеров, которые, согнувшись, такие же, как и все мы, утомлённые жутким переходом, дремали, то и дело просыпаясь, на узенькой скамеечке.

Возле меня, в пролёте дверей, стоял худенький, видно, совсем ослабший боец и время от времени слабо стонал. Никто на него не обращал внимания. Через некоторое время он утих совсем и, сдавленный по бокам, медленно начал опускаться. Он уже был мёртв, но никто не хотел выносить его на улицу, так как знал, что обратно в комнату уже не залезешь и придётся оставаться на дворе под ураганным дождём, ветром и холодом.

Кое-как достояли до утра, а утром – та же самая проклятая погода…

Мокрые, не отдохнувшие, снова пошли вперёд. За ночь только в одной дивизии замёрзло одиннадцать человек. И это второго мая, в Молдавии! Если бы об этом где-нибудь сказали мне – сам бы не поверил.

Упорно говорили, что немцы пустили особый газ или порошок, который так сильно охлаждает воздух. Но это, конечно, чепуха, просто пришёл необыкновенно сильный циклон с сильным пронизывающим дождём. Только к полудню ветер утих, показалось солнышко, согревшее нас, и мы стали забывать прошедшие кошмарные сутки.

4 мая 1944 г.

Стоим возле села Славяносербка в немецком хуторе. Отсюда предполагается наступление на Бендеры. Говорят, немец превратил этот город в крепость с глубоко эшелонированной обороной.

Ходил днём на охоту на зайцев.

Выпили с адъютантом Погосяном полтора литра хорошего вина.