Павел Максимович Цапко (род. в 1899 г.), старший сержант. Работал агрономом. 18 августа 1941 года призван в армию, в 7-й запасной стрелковый полк, позже – в 1662-й отдельный батальон 29-й бригады 10-й сапёрной армии, откуда был откомандирован в 1675-й батальон в должности помкомвзвода. К концу войны состоял в штабе 926-го отдельного корпусного сапёрного батальона 4-го гвардейского стрелкового Бранденбургского Краснознамённого корпуса. Участвовал в форсировании Вислы и Одера, прорывах на Ингульце и под Ковелем, обороне Днестровского плацдарма. Был контужен в боях за Берлин. Награждён двумя орденами Красной Звезды, медалью «За оборону Кавказа» и др.

1 февраля 1942 г.

Перебрались в село Большие Салы. Население – армяне. Жили раньше хорошо. Теперь многие дома разбиты. В маленькой комнатушке размещается 15-20 человек. Морозы, вьюги всё время. Я, Чмыхало и писарь Кравченко живём в штабе. Достали с трудом немного угля. Жить стало лучше.

15 февраля 1942 г.

Получил посылочку от Веры. Прислала немножко масла, сала кусочек, полотенце, коржиков. Был очень рад. Спасибо тебе, сестричка. Ходили в Ростов в баню. Мороз был чертовский. Ветер сбивал с ног. Многие обморозили уши, щёки. Проклинали эту баню. Стал получать письма от мамы, папы, Оли. Часто пишу им. Теперь у меня уже связь со всеми родными, кроме… своей семьи, своих деток. Всё больше и больше скучаю за ними. Часто вижу во сне Котю, Юрочку, а Севу только один раз. Где вы, мои дорогие?..

1 марта 1942 г.

Продолжаем работу, строим доты, дзоты, устанавливаем минные поля. Работать очень тяжело. До рубежа и обратно надо пройти 20 километров при лютом морозе. Ну и проклятый же климат в этой области: холод, мороз, ветер, открытая степь. В богатом селе даже вишенки нет. Топить нечем. Люди приходят с работы перемёрзшие, усталые, а обогреться негде. Одеты плохо, шинелей нет, в одних фуфайках, ботинках. Получил два письма от Михольского из Арагирского района. Он ещё там. Пишет, если меня ранят, то чтобы на лечение к нему приезжал. Фронт недалеко. Часто слышна сильная артиллерийская и миномётная перестрелка. Нас всё же никто не беспокоит. Мы стоим пока во втором эшелоне. Многих бойцов и командиров отправили в другие части.

15 марта 1942 г.

Лютая зима продолжается с неослабной силой. Чёрт знает, когда же она кончится здесь. Как она уже надоела! Большинство в батальоне людей с Кавказа, Закавказья, привыкли к теплу и переносят её особенно болезненно.

16 марта 1942 г.

Получен приказ о расформировании батальона. Дело неважно. Куда же нас теперь направят?

Узнал, что меня откомандировывают в 1675-й батальон помкомвзвода, а Елисея – туда же командиром отделения. Мы рады, что хоть в одну часть. Я остался в батальоне ещё на шесть дней для ликвидации штабных дел.

25 марта 1942 г.

Поехали с начальником штаба капитаном Фёдоровым в Ростов в штаб бригады сдавать дела.

26 марта 1942 г.

Дела всё не принимают, особенно секретную часть. Два раза переделывал оформление. Бюрократы ужасные.

Сегодня у меня большое горе. В столовой, куда я ходил обедать, в сутолоке вытащили у меня из кармана бумажник со всеми документами, а самое главное – фотокарточки детей, Тони. Такая обида! Самого дорогого лишился, что у меня осталось. Вытащили последние 60 рублей денег. Спасибо только начальнику штаба Фёдору Фёдоровичу, он меня поддерживал.

29 марта 1942 г.

Наконец-таки дела сдал, свободен, живу у Фёдора Фёдоровича, он ведь сам ростовчанин. Много пьёт, играет хорошо на баяне. Как-то выпивши обнял и поцеловал меня. Маленькая племянница его увидела это и говорит ему:

– Дядя, чего вы его целуете?

– Как же мне его не поцеловать, – говорит он, – когда Павел Максимович девяносто процентов моей работы делал в штабе.

И это была правда.

Просил разрешения поехать в Чертково, хоть на один день к родным, но ожидалось выступление батальона в другое место, и меня не отпустили.

1 апреля 1942 г.

Приехал в новую часть. Люди показались куда хуже, чем были в нашем батальоне.

Приступил к новым своим обязанностям. Работать приходится наравне с рядовыми сапёрами. Зима продолжается. Сильно уставал физически, перемерзал. Как теперь рад был, что шинель у меня осталась, а то в фуфайке не выдержал бы.

20 апреля 1942 г.

Потеплело наконец. Снег растаял. Получили приказ выступить в Донбасс.

25 апреля 1942 г.

Грязь непролазная. Каждую бричку обоза то и дело приходится вытаскивать из болота. Прошли километров 100 уже. Сильно утомились. На горизонте видны уже шахты. Мы вступили в Донбасс.

27 апреля 1942 г.

Прошли городок Ровеньки. Остановились на шахте Перецепино, возле Михайловки, километрах в 50 на запад от Ворошиловграда. Фронт здесь близко. Видны шахты, где укрепился немец.

12 мая 1942 г.

Май-месяц, но ещё холодно. Получили большое задание – создать укрепрайон. Работали по 16 часов в сутки, почти без отдыха и, конечно, без выходных. Работали все, даже командиры рот и взводов.

Сверху мягкий грунт всего на полметра, а потом на два метра камень. Долбить приходится только ломом и киркой. Питание плохое, выбиваемся из сил. Работаем дотемна, а потом, как пьяные, еле передвигая ногами, идём в бывшие общежития шахтёров. Свалившись, сразу же засыпаем. У меня от сильного перенапряжения два раза опухали руки. Спасибо врачу, на два дня давал освобождение. Все исхудали. У меня самого остались кожа да кости. А работу требуют, всё время подгоняют.

1 июня 1942 г.

Перебрались в с. Самсоновку. Продолжаем делать укрепления. Тепло, живём в роще, в шалашах из веток. Здесь дальше от фронта, даже не слышно орудий. Получил письмо от мамы, пишет, что хочет приехать ко мне, что соскучилась.

Дорогая мамочка! Я тоже сильно соскучился за всеми вами, но вам на старости будет трудно добраться сюда…

20 июня 1942 г.

Переехали в с. Ново-Николаевку, опять почти к фронту. Снова укрепляем, снова работа с раннего утра до позднего вечера. Как она уже надоела! Почти каждый просится, чтобы отправили в стрелковую часть на фронт.

Сколько перерыто земли, сколько вынуто камня! Сколько поделали прекрасных, неприступных дотов, дзотов, минированных полей, проволочных заграждений! Неужели здесь может пройти враг? Нет, никогда!

23 июня 1942 г.

Меня зачислили химинструктором в 3-ю роту с положенным окладом 150 рублей. Начальник химслужбы никаких указаний не даёт. Продолжаю минировать поля, а по химделу ничего не делаю.

Бои идут близко. Ходят слухи о прорыве немцами фронта на Донце. Началось летнее наступление немцев. Но на этом рубеже они должны сломать себе голову. Так все мы думаем.

6 июля 1942 г.

Стоит жаркая погода, но ещё жарче идёт работа. Немцы начали наступление на Воронеж, оттуда на юг, по линии железной дороги. Значит, не так уже далеко от Чертково, где живут мои родные.

9 июля 1942 г.

Получили приказ выступить на станцию Чертково, отсюда километров 150. Погрузились в вагон. Сколько радости у меня! Значит, завтра буду у родных. Увижу всех. Сколько лет ведь не видел! Как же мы встретимся? Мама будет плакать, Зоечка будет целовать меня и говорить:

– Дядечка! Який вы сталы?..

Сколько радости будет!

Едем. А сердце чего-то тревожно бьётся в груди… Почему-то эшелон долго стоит на станциях. Злит это меня.

Переезжаем через Северный Донец. Через 50 километров – ст. Миллерово, а там уже близко и Чертково. А по прямой всего 60-70 километров.

10 июля 1942 г.

Поезд стоит на станции. Двигаемся обратно. Опять стоим несколько часов. Эшелон дальше не идёт… Ехать нельзя… Поздно… Телеграмма – «Чертково занято немцами». На Миллерово пути разрушены…

Возвращаемся снова на станцию Семейкино, где погружались. Рухнули все надежды на встречу с родными, и теперь, видно, надолго, если не навсегда… Какая обида, какая досада… Всегда так получается: когда надеешься, ждёшь, никогда по-твоему не бывает.

Вернулись на ст. Семейкино. Сутки сидим в вагонах. Налетели немецкие самолёты, сбросили с десяток бомб. Большинство выскакивало из вагонов уже во время бомбёжки. Одна бомба попала в соседний с нашим вагон. Всего во время налёта убило четверых и одиннадцать человек ранило. Убитых тут же за станцией и похоронили.

11 июля 1942 г.

Ехать поездом дальше нельзя – некуда. Получили приказ – походным порядком двигаться на юго-восток. Куда – никто не знает. А немец нажимает. Идём ночами, днём нельзя.

12 июля 1942 г.

Проходим городок Краснодон. Двигаемся дальше на восток. Каждые сутки, вернее, за ночь, надо пройти 50-60 километров. Как это невероятно тяжело!..

14 июля 1942 г.

Узнаём, что все укрепления, которые мы с таким упорством, с таким колоссальным трудом построили, где пролили столько пота, где каждый из нас подорвал свои силы и здоровье, отдали немцам без боя. Немцы просто обошли этот укрепрайон. Какая обида…

Враг наступал по пятам. Утром остановились передохнуть. Кругом как в плавнях – редкий кустарник, отдельные стоят вербы, высокая трава. Я отошёл немного в сторону от дороги, лёг в мягкую траву и заснул как убитый. Проснулся – никого нету. Сколько я спал, не знаю, вижу только, что солнце поднялось уже высоко. Я быстро пошёл по дороге. Прошёл с полкилометра, и мне показалось, что мы уже здесь проходили. Пошёл дальше, снова вижу обгорелое дерево и колоду, которые встретились нам по пути. Сомнения не было – я спросонья пошёл в обратную сторону. Чтобы окончательно убедиться, прошёл ещё минут пять. Вдруг вижу: метрах в трёхстах, немного в стороне, медленно движутся две танкетки.

Я присмотрелся и ясно заметил фашистские кресты. Возможность попасть по своей глупости прямо в лапы врага, не имея возможности защищаться, привела меня в ужас. Прячась за кустами, я что есть силы побежал обратно. Счастье моё, что среди кустарника с танкеток не заметили меня. Я бежал часа два или три, пока не нагнал батальон.

– Скажите, товарищ лейтенант, – обратился я к командиру роты, – есть ли за нами ещё какие-либо части, или мы отступаем последними?

– А зачем тебе это?

Я ему откровенно рассказал, что со мной случилось.

– В том-то и дело, что нет. Нам это известно, чего и спешим, как загнанные зайцы, а вам советую, чтобы больше не отставали от батальона.

Проходим г. Каменск и переходим по мосту Северный Донец. Вражеские самолёты беспрерывно бомбят. В городе кругом разрушения, пылают пожары, кругом трупы, без ног, без головы… Стараемся прятаться, где можно, от бомб.

Уже шестой день не получаем хлеба. Дают в сутки по селёдке и 200 сухарей.

Голодные, утомлённые большими переходами, морально разбитые, движемся к Дону.

15 июля 1942 г.

Проходим ст. Грачи по линии Лихая – Сталинград. Останавливаемся в хуторе Дядино.

Только расположились – прилетели три немецких самолёта, заметив нас, снизились и начали бомбить. Минут 30 сбрасывали бомбы и обстреливали пулемётами. Попалось больше всего обозу. Побило много лошадей. Убито пять сапёров, многих ранило. Ранен командир роты Прасолов. Похоронив убитых, двинулись дальше.

16 июля 1942 г.

Продолжаем путь. Впереди артиллерийская стрельба: оказывается, немцы высадили десант и начали обстреливать нашу дорогу из тяжёлых миномётов. Мы почти в окружении. Остановились. Обиднее всего, что у нас почти нет никакого оружия, нечем защищаться. К счастью, где-то подошли наши танки, десант часть перебили, а человек 30 сдались в плен.

Немецкие самолёты беспрерывно налетают и бомбят дорогу, по которой мы отступаем. А наших ни одного нету. Куда же они подевались?..

17 июля 1942 г.

Устали, ноги подбились, и их еле волочишь, хлеба нигде не достанешь. Близко Дон.

Часть бойцов растеряли. Пропал целый взвод. Двигаемся разрозненно, отдельными группами, чтобы уменьшить потери от бомбёжек. Немец наступает по пятам, движется на машинах, танках.

18 июля 1942 г.

Гойхман нашёл в одном доме беспризорную муку. Забрали, где-нибудь сварим галушки.

Вечером приходим в станицу Баски. Сколько глазом не окинешь – везде высокий бурьян. Засеянных полей почти нет. Хлеба здесь не будет. Немцу мало достанется, да и население будет голодать.

До станицы Константиновской, где должны переправляться через Дон, осталось 35 километров.

Часов в 10 вечера встретили ехавшего на автомашине командира бригады, подполковника Бочарова.

– Если до утра дойдёте до Константиновки, – сказал он нам, – идите, а не успеете – попадёте в руки немца.

Конечно, за 5 часов, уставшие до предела, измученные, голодные, мы пройти ещё 35 километров уже не могли. Повернули на юг – единственная оставшаяся дорога, пока свободная от немцев. К утру снова перешли Северный Донец, недалеко от впадения его в Дон.