Анатолий Сергеевич Чернов – старший радиотелеграфист, командир отделения радио. Родился 14 ноября 1919 г. в с. Проказна Лунинского района Пензенской области. На фронте с 1941 г. Воевал на Юго-Западном, Ленинградском, Калининском, 1-м Белорусском фронтах. Победу встретил в г. Познань (Польша). Награждён орденами Красной Звезды, Отечественной войны II степени, медалями «За отвагу», «За оборону Москвы», «За освобождение Варшавы». В 1950 г. окончил Казанский юридический институт, был избран членом Краснодарского краевого суда, в 1953 г. назначен заместителем начальника Управления министерства юстиции по кадрам.

5 февраля 1945 г., Кутно

Погрузившись 3 февраля в Радоме, едем в Познань. Там окружён большой гарнизон, не пожелавший сдаться. Едем в польских вагонах, на польских платформах. Всё маленькое, миниатюрное. Так что ждём, что вот-вот полетим под откос со своими «игрушками». Однако всё пока идёт благополучно. Лишь наш заслуженный старший сержант Цветков, опившись спиртом, умер по дороге, пришлось хоронить на станции. Неприятное явление.

Наше наступление продолжается. Наш фронт на подступах к Франкфурту-на-Одере. До Берлина осталось 100 км.

В восточной Пруссии наши войска окружили Кёнигсберг, ведут бои на уничтожение гарнизона. Скоро всё будет закончено. Союзники наши прорвали 2-ю линию обороны Зигфрида, в Берлине паника. Всё население спешно эвакуируется на запад, подальше от русских. Геббельс усиленно проводит работу среди населения о зверствах русских, об их издевательствах, насилии и прочее, прочее, прочее.

7 февраля 1945 г., Познань

Почти всю ночь кружили вокруг города из одного района в другой, пока уже утром не прибыли на место. Быстро установили орудия прямо на улице, у стены одного дома. Комбат побежал получать боевую задачу, и сразу же отправились на НП. На этот раз я взял с собой Гришко, Изместьева и Стратулу. Взяли две рации, оставили на ОП Бобошко и Потанейко. Почти бегом бежали до НП, упарились, раскраснелись.

Большая часть города целая и невредимая. По улицам ходят гражданские поляки, полячки, даже как-то странно становится: рядом идёт бой, а здесь женщины, дети.

Пункт заняли в помещении театра, под самой крышей. Как пришли, сразу же стали вести огонь, и опять, как и всегда, наша батарея дала связь с первой. Слышимость хорошая, хотя расстояние около пяти км. В городе высокие здания, кирпич, камень, которые сильно снижают слышимость, но всё же было хорошо. Командир дивизиона только головой мотнул и сказал: «Молодцы», – когда узнал, что во второй батарее связь уже есть. «Это же, – говорит, – вторая батарея. Это же у Чернова».

Огонь ведём по ближним улицам, где засели в домах немцы и мешают нашему продвижению.

8 февраля 1945 г., Познань

С самого утра ведём огонь по соседним улицам, кругом всё горит, дым выедает глаза, лезет в горло, кружит голову. В городе сплошной гул от выстрелов, наших и немецких. Я уже вторые сутки не отхожу от рации, всё время поддерживаю связь с Бобошко на огневой позиции. Дела у нас идут исключительно хорошо, без промежуточной, напрямую, связь работает безукоризненно. В других батареях опять неполадки в этом отношении: то никак не свяжутся, то поломано что-нибудь, то ещё какая-нибудь пустяковина, а на связи отражается. Говоришь им, как лучше сделать, нос воротят, дескать, не указывай, сами с усами, знаем. Что делать – тщеславие заедает, а как дело до скандала доходит, то командир дивизиона посылает к ним же связь налаживать. Какое-то чёртово колесо получается.

Мне с крыши здания хорошо видно весь ночной город. Он весь в огне, яркими, длинными языками пламя поднимается к тёмному, наполненному едким дымом небу, отражается в оконных стёклах, на стенах домов, освещает всё вокруг. Мрачная картина. Кажется, что ты находишься в аду, перед страшным судом, а из дверей горящего дома выскакивают черти с различными вилами, рогатками и прочими инструментами бесовского заведения. Жутко. Хожу по чердаку, стараюсь разогнать охватывающую дремоту. Изредка поглядываю на часы. Рядом сидят приникшие к стереотрубам батарейные разведчики-наблюдатели. Сажусь с ними, гляжу в трубу на крепость. Там темно: ни вспышки, ни выстрела, но из глубины её ещё ведут огонь немецкие батареи.

10 февраля 1945 г.

Понемногу двигаемся к цитадели. У немцев осталось в руках всего несколько кварталов, но наступать на них плохо, мешают большие площади, простреливаемые со всех сторон противником. Но ничего, не унываем. Ребята принесли откуда-то консервы, сливочное масло, сало и красное вино. Сейчас всё это пробуем. Некоторые «напробовались» уже довольно сильно, послышались весёлые разговоры, глаза заиграли. Пошло дело. Ходил сегодня осматривать город. Понравился. Видно, что был хороший, чистый. Не понравилось то, что большинство улиц узкие и тёмные. Очень много гражданского населения, живут плохо, с продуктами питания не совсем в порядке – достать трудно, магазины не работают. Но по ту сторону железнодорожного моста жизнь идёт нормально, работают магазины, кино, рестораны, конторы, там война и не чувствуется. Какой контраст!

12 февраля 1945 г.

Наши пункты переместились несколько левее, за город. Здесь видимость гораздо лучше, но и опасности тоже больше. Снайперы в два счёта снимут так, что и охнуть не успеешь. Огонь вели целую ночь, а наутро наш командир батареи старший лейтенант Филинов получил приказ взять двух радистов, разведчиков и отправиться в одинокий дом, что стоит впереди нашей пехоты, в 100 метрах от противника, и немедленно открыть огонь по немецким траншеям. Хочешь, не хочешь, а надо идти. Ворчит комбат, меня полушутя ругает: «Это всё из-за тебя, у тебя всегда связь лучше всех, поэтому нас и суют везде».

Бежим через ровное место. Видно, заметили нас немцы. Да и как не заметить! Я здоровый. Да и комбат тоже. Как такие фигуры не заметить? То и дело свистят по сторонам пули. Приходится падать прямо в липкую, вонючую глину. Да и падать особенно нельзя, у меня за плечами рация: упадёшь резко – испортишь, задачу не выполнишь.

Наконец, мокрые, грязные, добираемся до домика, где и останавливаемся, чтобы передохнуть. Лезем на чердак, держим автоматы наготове, наблюдение отличное, но крыша над нами вся посечена, как хорошее решето. Быстро связываюсь, открываю огонь, а фрицы зашевелились – не понравился советский огонёк. Так вам и надо, гады! Перед самым уходом я взял пленного, которого и сдали в штаб бригады. Вернулись ночью голодные, замёрзшие. Как пришли, выпили, чтоб немного согреться, и заснули, как убитые.

15 февраля 1945 г.

Наши пункты снова переместились на новое место. Место очень и очень паршивое. Большой двухэтажный дом. Первый этаж полностью загружен оборудованием связи, радио, медицинскими складами, бельём и различными тряпками и барахлом. Фрицы отсюда так быстро бежали, что не успели захватить даже свои личные вещи. Да и сами они не все ушли.

Коридоры и подвал заполнены трупами. Кроме нас и артиллеристов, никого нет. Лишь взвод миномётчиков расположился в одном из подвалов дома.

Немцы рядом. Всего каких-нибудь 80-90 метров, через дом. Но не стреляют. Наши тоже здесь молчат. Снова стреляем по крепостям и по ближним улицам.

16 февраля 1945 г., Познань

Ночью произошёл казус. Когда всё успокоилось и затихло, во дворе остался только лишь часовой-миномётчик (наши часовые стояли внутри здания), охраняя все входы и выходы. Вдруг показалась группа из 14-15 человек, которая быстро направилась к стоявшим во дворе немецким грузовикам, брошенным ими во время панического бегства. Подошли, начали что-то с ними делать.

Наши часовые наблюдали в окна, что будет дальше. Сразу поняли, что это не наши, а немцы. Наконец, миномётчик не выдержал, крикнул: «Стой, кто идёт!», они сразу же вскочили и скрылись в темноте двора. Больше они не делали попыток подойти к машинам.

Утром, когда расцвело, мы осмотрели место, где они были. Ничего не сделано, видно, хотели просто угнать машины. Однако разведчики доложили, что немцы за ночь свои окопы удлинили в нашу сторону. Они уже за насыпью железной дороги, в 40 метрах от нас. Ясно видно даже простым глазом, как они прячутся в ячейках. Видно, как натаскивают на нас «фаустпатроны».

Наши сначала переполошились, увидев это, но затем к обеду подошла наша пехота, заняла оборону, и начались игрушки – перекидывание гранатами от нас к ним и обратно. Смех и шутки всё время сопровождали эту игру со смертью. Да, солдаты и со смертью шутят!

10 апреля 1945 г.

Одер, Одер, Одер.

Опять летят самолёты, снаряды; бьют зенитки, закрыли всё небо дымом, осколки со свистом падают на землю. Сейчас будет взрыв… О! Огромнейший столб дыма, огня. Сейчас ударит воздухом. Спрячемся… Пронесло, ждём следующего. О! Опять летят. Вот тебе и Одер!..