Анатолий Сергеевич Чернов – старший радиотелеграфист, командир отделения радио. Родился 14 ноября 1919 г. в с. Проказна Лунинского района Пензенской области. На фронте с 1941 г. Воевал на Юго-Западном, Ленинградском, Калининском, 1-м Белорусском фронтах. Победу встретил в г. Познань (Польша). Награждён орденами Красной Звезды, Отечественной войны II степени, медалями «За отвагу», «За оборону Москвы», «За освобождение Варшавы». В 1950 г. окончил Казанский юридический институт, был избран членом Краснодарского краевого суда, в 1953 г. назначен заместителем начальника Управления министерства юстиции по кадрам.

4 января 1942 г., Москва

Со второго января кружим вокруг Москвы, никак не уедем. Сейчас стоим недалеко от с.х. выставки. Наше командование ездило вперёд и говорит, что в 15 км от с.х. выставки валяются трупы немцев-«победителей». Наворочено их, как дров на складе.

Ночью 3-го я не спал. В эту ночь только уснул, вдруг часов в 12 меня будит боец: «Сержант, вставай быстрее!» Встаю: «Что такое?» «Вставай! Пить хочешь?» «Давай».

Недолго думая, беру у него котелок, прикладываюсь и пью мягкую, холодную, но какую-то хрустящую воду. Выпил половину котелка, оторвался, хочу вдохнуть и... не могу! Что такое, что случилось? Сразу слёзы выступили, и лишь после этого через горло в нос ударил запах спирта. Оказывается, на плацдармах в бочках везли спирт, кто-то унюхал, принёс котелок, а там и остальные подтянулись. Ночью никто не спал, кто песни пел, кто танцевал, кто впечатлениями прошлого делился. Этой пьяной ночи никогда не забудешь. Это вместо Нового года.

5 января 1942 г., Кашин

Эшелон стоит в Кашине. Послал к родителям мальчишку с письмом, но он вернулся, сказав, что дома никого нет. Как жаль! Такой случай. Хотел идти сам в город, но не пустили, чтобы не опоздал.

9 января 1942 г., ст. Хвойная

Мы едем на Будогощ. Наш полк входит в новый, вновь организующийся фронт, в 1-ю Ударную армию.

10 января 1942 г., ст. Тальцы

Стоим у развалин. От станции и от села остались одни кирпичи да головёшки. Всё побито, сожжено, разрушено. Валяются какие-то почтово-телеграфные бумаги, фуражка дежурного по станции, и ни одного живого человека, всё словно вымерло. Нам до Будогоща нужно идти пешком, а дальше снова пешком до места сосредоточения. И как нарочно, стоит мороз свыше -40 градусов. Из вагона нельзя выйти. Железо через перчатку обжигает руку. Прямо у нашего вагона стоят побитые танки, их около 8 штук – 3 наших и 5 немецких. Здесь же рядом сожжённые вагоны. Здесь, на станции, был расстрелян эшелон с лошадьми. Везде на станции валяются лошади, а в вагонах – готовое жаркое…

12 января 1942 г., Будогощ

Нас 12 гавриков, вторые сутки сидим голодные. Выйдя ночью с Тальцы, мы взяли маршрут прямо сюда, но по дороге сначала две прицепки со снарядами в овраг свалились. Пришлось вытаскивать всё на себе. На это ушло три часа. Тронулись дальше – начали встречаться разные трофеи: винтовки, мотоциклы, пулемёты. Всё это интересно, ново, начали таскать на прицеп, кто что может. Нагрузились. Только тронулись, вдруг трактор, буксуя на снегу, налетел на мину, сорвал гусеницу, раздробил два башмака. Пришлось остановить колонну на ремонт. А мы, 12 управленцев, решили идти потихоньку вперёд в надежде, что колонна нас догонит. Шли, шли и очутились в городе. Правда, он мало похож на город, это скорее большое село, чем город. Многие дома сожжены, остались лишь трубы да пепел. У других специально выпилены целые стены для гаражей. Посреди города – два немецких кладбища: офицерское и для солдат. Сколько их здесь побито – и не сосчитаешь. В поисках ночлега ходили по городу, но устроиться совершенно негде. Пробовали в вагонах устроиться – гоняют, в подорванных немецких автодрезинах замёрзнешь на таком морозе. Что делать? Сначала руки опустили, носы повесили, но, постояв и померзнув как следует, решили действовать: двое пошли печку искать, двое – гвоздей, шестеро – за досками, фанерой, керосином – что под руки попадётся. А мы с Афанасьевым, взяв две пачки махорки, пошли меняться на хлеб. Выменяли. Сели в кружок. Пообедали – и за работу.

Через три часа из судомойки буфета при вокзале получилась небольшая комнатка. Поставили печку, затопили… Момент, не поддающийся описанию. Какое блаженство! Можно сравнить с чувством, когда сидишь перед топящейся печкой. Так провели ночь. На следующий день с самого утра начались хлопоты: а как же всё-таки пообедать? Пошли в одно место – нет, в другое – нет. Хоть ложись и умирай. Собрали из карманов всю махорку, выменяли на две пачки гречневой каши. Сварили, но без соли она в рот не лезет. Давай искать соль. Где-то в вагоне на полу смели несколько граммов, посолили. Так и ещё раз пообедали. «Наелись», согрелись, да как грянули песню. Вот жизнь солдатская: «Тепло, сытно – песни поёт». На следующий день к нам стали приходить «гости» – сначала полковник-пехотинец попросился, затем другие. Вскоре прибыла наша колонна, простились мы с нашей дачей – и дальше.

Были немцы в городе два месяца, расстреляли 28 человек.

17 января 1942 г., д. Вадосье

(Чудовск. район)

Утром заняли боевой порядок. Целую ночь шли пешком, в мороз, в метель. В темноте сбились с дороги и очутились... на передовой. Лишь когда передовое сражение остановило нас, только тогда остановились. Сейчас сидим в старом заброшенном сарайчике, жжём костёр и никак не можем обогреться. Окоченели руки, ноги, только и гляди – нос отморозишь. День ясный, солнечный, в небе ни облачка, лишь «мессершмитты» да «хейнкели» бороздят белыми дымовыми линиями, рисуя замысловатые фигуры.

А мороз сегодня точно взбесился, на термометре – -40. По деревне, что расположена левее нас, бьют немецкие миномёты, только слышны взрывы, то и дело летит шифер, брёвна, доски, кирпичи. Вот загорелась одна хата, вот вторая. Чёрный дым застилает солнце, слышны крики, плач, стоны. По дороге беспрерывной вереницей едут машины и повозки с ранеными, а сюда, на передовую, идут и идут всё новые полки. В своём большинстве это сибиряки, все молодые, здоровые парни.

18 января 1942 г., д. Вадосье

(Чудовск. район)

Орудия наши стоят в кустарнике, под сеткой, ведём огонь, поддерживая нашу пехоту. Условия невыносимые, за металлические части нельзя взяться – сразу пристывают руки, мороз в тени – -52 градуса. Я сижу у радиостанции, держу связь с Лозинным. Телефонной связи нет, связисты целыми сутками пропадают на линии, но толку от этого мало, её рвёт сразу в нескольких местах. Огонь ведём по радио. Мои помощники Бобашко и Стратула делают из торфа домик, но чем его крыть будем – это целая проблема. Лесу хорошего нет, соломы нет, даже не представляю, как мы жить будем. И с домиком дело не клеится, сквозь щели дует, крыши нет. И день уже проходит, а мы всё ещё на улице. Ночевать бежим опять в сарай, к костру. Там хоть лицо и руки у огня согреешь.

20 января 1942 г., д. Вадосье

(Чудовск. район)

Мороз делает наше положение невыносимым. Сарай, где мы жили, наполовину сгорел, другую мы сами дожигали на костре. Сегодня начали копать землянку. Быстро, за 3 часа, выкопали котлован, набросали на дно прутья, вот уже стены и пол готов, дело за потолком. Снова взялись за сарай. Так, по жёрдочке, по брёвнышку натаскали себе на потолок.

Сегодня со мной произошёл интересный случай. Ввиду того, что кругом нас то и дело обнаруживаются немецкие автоматчики, мы с Бобашко целый день, что таскали брёвна, брали с собой оружие. В последний раз решили не брать: близко, дескать, да и мешает. Идём обратно (а идти около километра), у него бревно, и у меня бревно. Я немного пожадничал, выбрал которое подлиннее да потолще. Нести тяжело. Бобашко ушёл, а я, кряхтя, плетусь сзади. Устал, решил немного отдохнуть. Сижу. Жду. Может быть, кто на помощь придёт. Нет, никого не видно. А дело к вечеру, уже темнеет. Навалил я бревно на плечо и тяну дальше. Вдруг замираю: из кустарника появилась тёмная фигура, прямо наперерез мне. Ну, думаю, Бобашко вернулся… Только нет, это не он, этот выше и плотнее. Расстояние до него около 200 м. Рядом со мной близко нет никого.

Смотрю снова на него. Нет его, пропал. Ну, думаю, здесь что-то не то. Какая-то ловушка. Хватаюсь за карабин, нет его, дома оставил. Что делать? На месте стоять нельзя, надо идти. Назад тоже нельзя, скажут, струсил. Подхватил я бревно на плечо, взял в обе руки по гранате и с вложенными запасами иду. Будь что будет. Гранаты наготове. Подхожу к этому месту, смотрю, а там никого нет, вот и следы, где шёл человек Темно стало, далеко уже не видно ничего. Прошёл это место. Доложил об этом случае командиру батареи, сделали обход местности. Видели следы вокруг нашего лагеря: ходило два человека, но их так и не нашли. Конечно, они нас ожидать не будут.

Эту ночь мы проводили уже в тепле. Правда, с потолка капает, со стен течёт, под ногами болото выступает. Но всё же тепло, всё не на улице, не на морозе.

24 января 1942 г., д. Вадосье

(Чудовск. район)

Нашими войсками взяты города Холм, Западная Двина, Торопец, Алексин и другие населённые пункты, фронт прорван на глубину 100 км. На нашем участке пехота слева тоже прорвала оборону противника в районе Мясного бора, в прорыв бросились наши, наступление продолжается. Нашей батарее выдали лыжи, я подобрал себе пару по росту, учусь ходить. Вчера я ходил целый день, обошёл весь район, устал и вспотел (а мороз – -50, правда, день тихий). На нашем участке противник – преимущественно финны. Очень много кукушек, из которых большинство женщин. На открытом месте показаться нельзя. Чуть зазевался, как уже слышишь: тыр-р-р! – очередь из автомата разрывными пулями. Всюду шум, гром, разрывы, немцы сопротивляются ожесточённо.

Я только что кончил дежурство, вели огонь по радио. Недавно Бобашко достал где-то книгу А. Ильиных «Город меди». Я её прочитал, очень понравилась.

26 января 1942 г., д. Вадосье

(Чудовск. район)

Сегодня у нас тяжёлый день. Убит ефрейтор М. Павлов. Вообще, в дивизионе уже многих не стало. Наш огневой взвод собирается идти на передовую в окопы вместо пехоты, орудие остаётся здесь. Выдают добавочные патроны, гранаты, патронташи. Нас всё время обстреливает артиллерия противника, но пока безрезультатно. Я привожу в порядок свои бумаги, что ненужное – уничтожаю, сжигаю. Кто знает, кому и в чьи руки попадут они. Ко времени я пошёл на наблюдательный пункт. Только пришёл, вдруг командир полка полковник Поспелов командует: всем свободным людям собираться у его блиндажа. Собрались. Выходит и говорит, что у противника на нашем участке силы очень маленькие, немного нажать – и он будет выбит из деревни, в которой засел. Поэтому мы в количестве 18 человек пойдём в атаку и выбьем его.

Построились в цепь. Пошли. Открыли немцы по нам огонь из миномётов, пулемётов, личного оружия. А полковник впереди идёт, машет автоматом и кричит: «За мной, вперёд!» Идём вперёд, ничего не чувствуем – ни страха, ничего. Только цель перед глазами – дзот, который нам нужно взять. Такое состояние бывает только в минуты смертельной опасности, когда рискуешь распрощаться с жизнью. Наконец, побежали. Кричим «УРА!», ещё что-то кричим, а он нас из амбразуры пулемётным огнём поливает. Но не выдержали нервы у фрицев. Выскочили они, отстреливаются из автоматов, и тут мы их и прикончили. Гляжу, целится в меня из винтовки здоровенный немец, морда рыжая с усами до ушей. Я пригнулся, пуля пролетела над головой. Пока он перезаряжался, я его на штык и посадил, закричал он по-заячьи резко, пронзительно, но уже всё было кончено. Возвратились мы в дзот, смотрим, что за дворец: кругом ковры, зеркала, перины, книги навалены, и кругом бутылки из-под водки, коньяка, рома. Отдохнули немного, говорит полковник: «Ну, сынки, пошли дальше!» Но в этот момент прибегает связной из штаба дивизии с приказом немедленно вернуться на КНП (контрольно-наблюдательный пункт). Делать было нечего, вернулись. Крепко досталось полковнику от генерала за то, что самовольно пошёл в атаку, рискуя своей жизнью и жизнью подчинённых. Но нас всех он обнял и похвалил за храбрость, когда все вернулись. Домой шёл, как во сне, себя не чувствовал. А дома (в землянке, конечно) мне, как герою, дали лучший обед с блинами и 300 гр. водки. Наелся – и спать. Сейчас ночь. Выспавшись днём, спать не хочется. Читаю где-то найденную книгу «Осуждение Паганини». Замечательная книга, описывает жизнь великого музыканта в период федерации.