Николай Витальевич Юрданов – Герой Советского Союза. Воевал в составе 36-го гвардейского казачьего полка, наводчик и командир орудийного расчёта; занимался политподготовкой, был групповодом и агитатором. Участвовал в боях на территории Кубани, Украины, Белоруссии, Польши. Награждён орденом Отечественной войны I степени, медалью «За отвагу». Погиб 17 октября 1944 г. в с. Тегге под г. Деречке. Вёл дневник, который после его гибели боевые товарищи переслали его жене.

Утро 29 августа 1943 г.

Занимаем село Екатериновка. Вначале я его не узнал, да и рассматривать было некогда, потому что прямо сходу приняли бой. Быстро заняв ОП, открыли ураганный огонь по немецкой батарее, замаскировавшейся в кукурузе. Немецкое командование, рассчитывая на внезапность огня батареи, думало остановить нас и отвлечь от основной задачи. Однако наша батарея молниеносными действиями заткнула глотку немецким пушкам. Мотопехота немцев, лишившись поддержки артиллерии, частью была уничтожена, а оставшиеся в панике разбежались. Во время ведения огня по немецкой батарее с фронта нас обстреливал замаскировавшийся немецкий автоматчик, он вёл огонь с чердака одного домика. Получаю приказание уничтожить автоматчика. Первым снарядом сорвало крышу, и автоматчик замолчал. Впоследствии выяснилось, что на чердаке сидели два немецких автоматчика. Ходил посмотреть: у одного из них оторвана верхняя часть черепа, у другого остались только ноги.

Пригнали пленных фрицев, трясутся, поганые, знают, что через несколько минут мы отправим их в преисподнюю к их прапрадедам. Разведка доложила, что оставшиеся немцы в панике бежали в направлении Таганрога, это хорошо, потому что Таганрог мы называли в то время «Фрицеловка». Так оно и было. Из Таганрога они не ушли, а все были отрезаны нами несколько позже. В этом бою был ранен [Атировский].

Бой за с. Григорьевку

30 августа 1943 г.

К утру 31-VIII-43 заняли несколько хуторов, немецкие хищники весь день рыскали в воздухе, но мы исчезли, а ночью заняли с. Григорьевку, сходу приняв бой, уничтожили 14 автомашин с мотопехотой противника. Затем трёхчасовое затишье, и снова огонь. Разбили 4 автомашины с автоматчиками и 4 пушки с прислугой. Григорьевка свободна. Население радужно встречает нас. Приводим себя в порядок, и снова в путь.

Котлован

4 сентября 1943 г.

В ночь под первое сентября получаем исключительно важное задание – «отрезать и уничтожить большую группировку отходящих немцев на Мариуполь». Ночью проходили Фёдоровку, пылающую пожаром. Это гнусная работа бегущих немецких палачей. Этой же ночью, обойдя немцев, занимаем огневую позицию у с. Писаревка – «Котлован». Поджидаем фрицев, вот уже ясно слышим рёв моторов машин и танков, фрицы, не подозревая опасности, спешат улизнуть на Мариуполь. Ждём с нетерпением приказа открыть огонь, и когда ясно стало слышно гнусавую ругань немецких офицеров, бранящих отстающих солдат, получаем приказ: «[Беглый огонь]». Тишина первой сентябрьской ночи 43-го года нарушается мощным грохотом орудийных выстрелов, воем и свистом летящих мин, рокотом крупнокалиберных пулемётов и трескотнёй автоматов. Немцы, захваченные врасплох, в безумном страхе мечутся, не зная, куда бежать, много их так и подохло, не решив, куда себя деть. Оставшиеся в живых разбежались по канавам и бурьянам.

Смолкла общая канонада, и снова наступила тишина, охватывает минутная дремота, ноздри щекочет пороховой дым и газ разорвавшихся снарядов и мин. Устало протираю глаза, чтобы сбросить с себя дремоту. Это дают себя чувствовать несколько суток, проведённых без сна.

К утру прибыла ещё группировка, оправилась и разбежавшаяся ночью немецкая свора. Открывают сильный миномётный огонь. Две роты гансов идут в психическую атаку с фронта. Одна рота идёт в обход по балке с правого фланга. Один из наших эскадронов стал отходить – это опасно, открываем беглый огонь по наступающим немцам, огонь ведём только вдвоём с Чариевым, остальные <…> подают снаряды и стреляют в немцев из личного оружия. Снаряды рвутся замечательно, уничтожают десятки поганых фрицев.

Эскадрон, ободрённый нашими действиями, перешёл в контратаку и добивает уцелевших немецких собак. Переносим огонь по роте немцев, идущей нам в обход. Они не подозревают, что мы их видим и умышленно подпускаем ближе. Десяток снарядов – и роты фрицев не существует.

Мины противника ложатся в 10-15 метрах от нас, осколки с визгом пролетают мимо нас, некоторые из них ударяют в щиты нашей пушки, оставляют царапины, а в некоторых местах пробивают их. Поступает приказ сменить ОП. При смене позиции теряем двух товарищей из нашего расчёта – А. Бициева и Н. Саврико. Это первые жертвы личного состава нашей батареи. Как тяжело писать эти строчки, ведь погибли товарищи, с которыми плечом к плечу переносил все тяготы войны. Вечная память вам, гвардейцы-казаки, мы отомстим за вас.

С новой позиции мы снова открываем огонь по отходящему противнику. Это отходит подкрепление, находившееся в резерве и брошенное немецким командованием в критический для него момент. Немецкие солдаты, видя, какая участь постигла их предшественников, невзирая ни на какие угрозы своих офицеров, бросились бежать к селу, в котором стояли их машины. Но не суждено им было удрать на Мариуполь, всех их уничтожила наша батарея. Несколько сотен немецких трупов усеяли высотку перед самым селом. Стреляли прямой наводкой и ясно видели, как наши снаряды рвали и вдавливали в землю немецких псов. «Это вам, проклятые, за погибших товарищей», – приговаривал я, посылая очередной снаряд в самую гущу бегущей немецкой сволочи.

Но вот снова немецкие мины рвутся впереди и сзади нас. Мы не можем обнаружить немецкую минбатарею, стреляющую по нам, и вынуждены снова сменить ОП. Нас осталось только трое: Чариев, Хабилов и я, втроём катим пушку к передкам, нужно перетащить её на 350-400 метров. Это для троих ужасно тяжело, и мы тянем нашу пушку под сильным миномётным огнём. Да и разве можно бросить такую пушку, как наша? И мы тянем её из последних сил, а когда мины стали рваться совсем близко от нас, Хабилов хотел улизнуть, но мы с Чариевым пригрозили, что пристрелим. Ещё несколько минут, и мы прицепили пушку к передкам и «летим» в укрытие к речушке. Быстро замаскировали пушку и откопали <…>.

Теперь можно передохнуть, собраться с мыслями, [умыться] и утолить жажду. Но этот день, видимо, не имел в своём режиме времени хотя бы часовой передышки. Да! Этот день был днём только борьбы. Не успели мы напиться воды, как на горизонте показались немецкие воздушные пираты. На сей раз они обнаружили нас и в бешеной злобе стали сбрасывать на нас тонны бомб. Четыре залёта сделали гитлеровские хищники, взрывы бомб были настолько сильны, что колебалась земля. Я и помкомвзвода Писков лежали в маленьком, наскоро отрытом окопчике у речушки. Немецкие бомбардировщики пикировали прямо над нами, и каждый раз, как отрывались и летели бомбы, Писков говорил: «Ну, Витальич, всё, бомбы летят на нас, прощай!» И действительно, бомбы падали в 5-10 метрах от нашего окопчика, нас подбрасывало в окопчике, как мячи. У меня мельком пробегала мысль: «Только бы не искалечило! А если конец, то прощай, любимая Родина. Прощай, родная Таня!» Крепкое сердце нужно иметь, чтобы пережить такой ужас, но воистину крепкое сердце у советского воина, оно способно выдержать любые ужасы. В этом убедился я и многие другие ещё и в последующее время. В этом бою моё орудие уничтожило около 250 немецких солдат и офицеров. Но вот немецкие самолёты, сбросив последний бомбовый груз, обстреливая наш участок из пушек и пулемётов, удалились на запад.

Постепенно выходим из окопов и укрытий, убираем трупы погибших товарищей и направляем в госпиталь раненых. Вырыта могила, в ней будем хоронить старого казака-добровольца Максикова. Спокойный и скромный старик, он отдал свою жизнь за Родину. Умирая, сказал: «Ребята, отомстите гадам за меня, старика…» Да разве только Максиков – много в этот день пало смертью храбрых сынов Кубани, Дона и Терека. Прощайте, боевые друзья, память и слава о вас не померкнет в веках.

Каждое новое поколение будет читать на страницах истории о славных подвигах, об изумительном мужестве вашем, казаки Кубани, Дона и Терека.

После боя

Казаки первого эскадрона гонят пленных фрицев, особенно запечатлел одну рожу… Это уже не надменно-тупая, псино-свирепая харя, которой она выглядела в дни успеха гитлеровцев, а трусливое, погано-слюнявое, просящее пощады рыло. Мерзкие! Они ещё просят пощады! Нет, пощады вам не будет, потому что нет её для вас в сердце казаков-гвардейцев. Месть! И только месть!

Бой за с. Коньково

5 сентября 1943 г.

С боями продвигались мы на юго-запад, заняли ряд хуторов, уничтожили много живой силы противника и автомашин с в/грузами и продовольствием. Нашему орудию записали 90 фрицев и 7 автомашин, у нас в расчёте потерь после «Котлована» нет.

Пятого сентября усиленно готовимся к крупному наступлению на с. Коньково. Тут немецкое командование сосредоточило большие силы для прикрытия отходящих немцев из Таганрога на Мариуполь. Нам дан приказ с боем занять Коньково и, разгромив немцев, сделать ловушку отходящим немецким частям из Таганрога. Принимаем боевой порядок, ждём сигнала. На горизонте наши советские соколы – это сигнал к общему наступлению. Двинулась казачья лавина. Немцы открыли ураганный огонь из пушки и миномётов. Одна мина упала около переднего укоса, убив двух лошадей и оторвав ногу у ездового [Марорутенко]. На двух оставшихся парах лошадей под ураганным огнём двинулись на галопе вперёд. Мины и снаряды рвутся вокруг, и это похоже на картину «Ад». «Левее вперёд!» – командует комбат К. и, припадая, сел на землю, раненный в ногу. Берём левее, сил бежать уже нет. Схватившись руками за щит орудия, тянусь по земле. Бросить пушку нельзя. Только бы хватило сил удержаться до первой ОП! Врываемся на окраину Коньково раньше, чем наша пехота, даём несколько выстрелов по машинам фрицев. Они не ждали нас с той стороны, поэтому, растерявшись, стали метаться около машин, стараясь перегнать одна другую, двинулись на гору, бросив в блиндажах пехоту и оружие. Но недалеко удрали фрицы, как раз на бугорке из Коньково их поджидали наши танки, обошедшие село с правого фланга. Бьём по укреплениям немцев, они выскакивают из дотов и дзотов и бегут к садам. Угадываем, в чём дело: в садах есть скрытые автомашины. «Огонь по садам!» – даём огонь, а пехота наша к этому времени ворвалась в село и закончила бой. В этом бою наше орудие подбило шесть автомашин с фрицами и уничтожило 70 немецких солдат и офицеров.

Первая весточка

6 сентября 1943 г.

Ночью двинули на Мариуполь, к утру [добрались] до места стоянки, получили четырёхчасовой отдых. Едет связной и кричит: «Давай за письмами, есть почта!» Радости моей нет границ – получил от Таси письмо, это первая её весточка после полуторагодовой разлуки. Перечитав письмо несколько раз, написал ответ, сдав письмо, хотел отдохнуть, но подали команду «вперёд». Заняли несколько населённых пунктов, разгромили ещё одну отходящую группировку немцев, наше орудие уничтожило четыре автомашины с гитлеровскими псами.

Павлополь – Кальмиус

9 сентября 1943 г.

Заняли с. Павлополь, на окраине села занимали огневую позицию. Впереди река Кальмиус, за рекой по высотке – немецкое мощное укрепление. Тут немцы думали остановить наступление Красной армии и держались так, как держались на Миусе.

Получили приказ открыть беглый огонь по укреплениям и огневым точкам врага. Под прикрытием нашего огня эскадроны форсировали Кальмиус и молниеносными бросками подошли вплотную к немецким укреплениям. Не дав опомниться гитлеровцам, пошли в атаку, забрасывая блиндажи и окопы гранатами. Пьяные фрицы бросились на казаков, как разъярённые звери, но поздно. Казаки бьют их, как бешеных собак. Немцы, не выдержав натиска, вначале попятились, затем побежали. Немногим из них удалось спастись, укрывшись во второй линии укрепления.

Немецкая артиллерия ведёт по нашему <…> сильный огонь, мы уходим в <…>, снаряды всё ближе и ближе рвутся вокруг нашего орудия. Вот один разорвался в полутора метрах от нашего ровика, меня и Манцурова засыпало землёй. Откопавшись, выглядываем из ровика: наша пушка на месте, только в нескольких местах пробиты щиты и разбит оптический прибор, с закрытой позиции стрелять нельзя до получения нового оптического прибора.

Переходим во второе укрепление, находившееся у одного чудом уцелевшего домика. Всю ночь нас обстреливала немецкая артиллерия, утром 10 сентября один снаряд разорвался на спине у одной лошади, находившейся от нас в четырёх метрах, мы как раз в это время завтракали. Нас обдало дымом и кровью убитой лошади. У старшины Золотарёва куском мяса, оторванного от убитой лошади, выбило из рук котелок с кашей. Нас было 17 человек, и все остались невредимы. «Это прямо-таки чудо…» – сказал старшина Золотарёв и, подняв выбитый из рук котелок, стал мыть его. Бой не прекращался весь день, немцы любой ценой пытаются удержать укреп. линию по реке Кальмиус.

Кутузовская хитрость

К вечеру немецкое командование подбросило новые свежие силы мотопехоты СС и русских предателей-власовцев. Наше командование, видя напряжённость положения и большое неравенство в силах, а главное – недостаток в боеприпасах, делает инсценировку отхода. Это было в час ночи 11 сентября, мы были без пушки на передней линии. Почему нас туда направили, я и сейчас не знаю. Получен приказ сняться и «тихо» отходить.

Мы получили этот приказ позднее эскадронов, поэтому чуть-чуть не попали в лапы к немецким палачам. Спасла тёмная сентябрьская ночь. Как благодарны мы ей! Немцы, торжествуя победу, занимают снова первую линию укрепления, но, глупые и туполобые, они не учли, что потомки Кутузова живы и что это не отступление, а хитрость, так как к утру мы обойдём их с правого фланга, с громким русским «Ура!» ударим их, откуда они нас совсем не ждали, поэтому, бросив укреп. линию, они бросились бежать, предполагая, что это основные силы Красной армии, прибывшие ночью. Хорошо бить врага, когда он в панике! Много вонючих фрицев получили «земельный надел» тут, на каменистой высотке Павлополь-Кальмиус. Много было взято их в плен. Вот ведут предателя Родины – власовец, здоровенный, во всём фрицевском наряде, немецкий холуй, он вместе с немцами стрелял в наших казаков. Идёт, опустив своё поганое рыло. Ему вслед кричат:

«Иуда, предатель, гитлеровский лакей!»

С 13 сентября по 26 сентября 1943 г.

Нет никакой возможности писать, марши быстрые, ночи бессонные, бои беспрерывные. Всюду сеем панику в тылу немецких крупных соединений, они растерянно бегут, невзирая ни на какие угрозы ставки гитлеровского верховного командования. А мы бьём их смертным беспощаднейшим боем. Наше орудие уничтожило за это время до двух сотен немцев, одну мин. батарею, девять автомашин с грузами, два танка и два наблюдательных пункта противника.

Били бы ещё крепче, да нет с нами Василька. «Эх, батько, мы без тебя сиротки», – так часто мы вспоминаем о своём комбате, находящемся на излечении в Ростове-на-Дону после ранения под Коньково.

Новый комбат [Лагуник] как человек – неплохой, но артиллерист?.. «Нельзя обсуждать командира, Витальич».