Виталий Михайлович Андриевский (1910– 1943 гг.) – гвардии старший лейтенант. Родился в 1910 г. в с. Умань на Украине. Работал химиком-технологом на 2-м Кубанском сахарном комбинате им. А.И. Микояна. Призван в Красную армию в 1933 г., служил в отдельной химической роте корпуса НКВД, в 1935 г. прошёл переподготовку командного состава по военно-химическому делу при штабе Северо-Кавказского железнодорожного полка НКВД СССР. Мобилизован 28 июня 1941 г., служил в Ворошиловском подготовительном училище Орджоникидзевского края, затем направлен в Военную академию химзащиты им. К.Е. Ворошилова в г. Самарканд, прошёл обучение десантному делу. Воевал на Северо- Западном, Центральном фронтах. Был начальником химслужбы бригады, командиром роты химзащиты 2-й воздушно-десантной дивизии. Погиб 20 декабря 1943 г. у д. Гута Малинского района Житомирской обл. Похоронен в братской могиле на гражданском кладбище г. Малина.

Весна 1943 г.

Родная жёнушка!

Вчера послал тебе открытку, одновременно запросил о тебе Кореновский райвоенкомат, так как с момента освобождения Кореновского района от немецких захватчиков тебе письма пишу, а ответа нет. Правда, в получении тобой всех писем я не полностью уверен, но часть из них ты, безусловно, получила.

Между прочим, я чувствую, что разучился писать письма. Ведь за девять месяцев я только Мише написал несколько писем, а в декабре и с ним потерял связь.

Всё, что пережито, и где бывал за прошедшие месяцы, опишу по возможности, когда получу от тебя весточку. В каких войсках нахожусь, догадывайся по бумаге этого письма. Люсечке, вероятно, эта картинка понравится. Она, вероятно, уже хорошо рисует. Я некоторые её рисунки хранил до боёв, хранил в боях и сейчас имею. Сохранил несколько твоих последних писем, которые получил в <…> (вычеркнуто военной цензурой) области в июне-месяце. Те письма часто перечитываю, имею нашу фотографию, где мы вместе фотографировались в <…> (вычеркнуто военной цензурой). Танюшу я, вероятно, не узнал бы, если б увидел с няней, которой уже в настоящее время, конечно, нет. Если, Муська, тебе сейчас трудно, крепись. Как писал в прошлых письмах, могу выслать денег, но мне надо знать, есть ли ты на том месте, где

<…> (текст утрачен) аттестат, надо выслать тебе справку, что я в РККА.

Последние месяцы провёл на маршах и в боях. Из боёв вышел жив и невредим. Бывал на передовой. От гвардейцев немцы получили по заслугам, и ещё получают и получат. В победе я уверен, как и весь советский народ. Пройдёт время, и мы снова заживём вместе радостной дружной жизнью…

Плохого в нашей жизни с тобой я, собственно говоря, и не помню, но мы жили б лучше. Сейчас я вспоминаю только хорошее. Да, дорогая моя, было б большим счастьем встретиться хоть на часок и увидеть друг друга и детишек. Надеюсь, это когда-нибудь совершится. Мой гвардейский привет знакомым. Пиши всё-всё. Обнимаю и крепко-крепко целую тебя и деток, твой Толя.

Мой адрес: полевая почта № 59913, мне.

22 июня 1943 г.

Дорогая Маруся!

Сегодня исполнилось два года, как фашистская Германия вероломно напала на нашу родину. Помню, это было в выходной день, в воскресенье, и я собирался идти с Люсей гулять. Когда слушал выступление Молотова по радио, Люсенька мне мешала слушать и спрашивала: «Папа, война?» Я дал утвердительный ответ и сказал, что фашисты напали. Люсенька вступила со мной в разговор и спросила: «А когда Красная армия разобьёт фашистов, тогда никогда больше войны не будет?» Я ей дал положительный ответ. Этот вопрос, заданный мне детским родненьким голоском, я часто вспоминаю, и Люсин образ стоит у меня перед глазами. Потом меня вызвал директор, и дела пошли так, как тебе известно. Танечка в то время спала, она ничего не понимала, да и сейчас мало разбирается, но надеюсь, что она папу своего узнает и помнит, а папа её – также.

Марусенька! Я без вас уже два года, не считая пяти дней побывки в ноябре 41-го года. Но война так сильно меняет человека, что трудно представить, и сейчас у меня такое желание побывать дома, с семьёй, как у тебя – с мужем, а детей – с отцом. Помню, я был не большой охотник нянчить детей, а теперь в этом я находил бы удовольствие. Надеюсь, после окончания войны мы ещё будем способны сделать так, чтобы я мог понянчить малышей, правда? Во внешнем виде, по-моему, я не очень изменился, комплекция та же, загорелый, волосы на голове стоят всё меньше и меньше. Те годы брил голову, сейчас хожу с причёской. Бывает на фронте, что за какой-нибудь час переживёшь столько, что до войны это казалось бы невыносимым.

Во время оккупации Краснодарского края я много думал о вас, после освобождения всё ждал писем, а их не было, и часто ходил молча, и говорить не было желания ни с кем. Сейчас я немного бодрей, писем маловато, а то был бы весёлым.

Муська! У меня есть товарищ Костя Беликов (отчество – Миронович), украинец. Он меня часто подбадривал, а иногда я его. На Северо-Западном фронте мы с ним жили дружно, вместе ходили на передовую для выполнения заданий, вместе вступали в члены ВКП (б). Перед вторым боем я записал его адрес, он – мой на случай описания семье про подвиги погибшего гвардейца, но писать не пришлось, это, конечно, хорошо. Костя написал про меня своей жене и дал твой адрес, чтобы она вела с тобой переписку. Детей у них нет, его жена работает на одном из заводов, ему пишет очень много. Если получишь письмо, отвечай ей.

Теперь в одной части со мной служит один командир из Краснодара, фамилия его Черник Иван Яковлевич, жена – Черник Наталья Ивановна, живёт и сейчас в Краснодаре на улице Коммунаров, дом 46/1. Будешь в Краснодаре, поезжай к ней, познакомьтесь. Может, это когда пригодится. Черник Ив. Я. получил одно только письмо, я – письмо и четыре открытки, на которые ответ дал раньше, но это было <…> Есть ещё один врач из Краснодара, его жену немцы угнали в Германию, четырёхлетняя дочь осталась в Краснодаре. Тов. Черник меня опрашивает, получил письмо, а я – его, и на этом разговор о корреспонденции прекращается.

Тебе, кисунька, приятно получать больше писем, как и мне, надеюсь, эти желания мы должны и можем исполнить.

На днях есть перспектива попробовать земляники. Сегодня шёл через луг и видел уже ягодки, только зелёные, но скоро поспеют. В прошлом году этого удовольствия не имел. А какой кра- сивый луг, как ковёр – цветами усеян. Здесь никто их не топчет пока и не рвёт. Вот если бы Люся и Танечка увидали! Я сел (вернее, лёг) на траву, посидел, полюбовался, вспомнил, как Люся собирала цветочки, нарвал букет и принёс в землянку-блиндаж. Товарищам этот букет очень понравился, теперь они тоже приходят с букетом…

Да, Марусенька! Я сегодня разболтался, но ничего не поделаешь, хочу, чтобы ты знала, что и на фронте бывают моменты, когда человек может замечать среди грубых звуков канонады такие мелочи, как цветы. Ты, вероятно, загружена работой так, что тебе не до цветов. Вероятно, приходится ходить на уборку хлеба, а там и свёкла созреет. Но ничего, дорогая, трудитесь в тылу, а мы на фронте постараемся иметь больше успехов, чем имели их в зимний период 42-го/43-го года. Передай Титусу, Погребному, Мильцеву, Рудецкому, Рябченко, Шерминекому, Горбу мой горячий гвардейский привет. Звание советского гвардейца в боях за родину оправдаю…

Деньги высылаю только сегодня, так как не мог получить своей вкладной книжки. О получении денег (2000 руб.) и аттестата сообщи. Пока всё. Вале привет и благодарность от меня за оказанную помощь тебе. Крепко целую тебя и дочурок, твой Толя.

11 июля 1943 г.

Дорогая Маруся! По радио, вероятно, пере- давали, что фрицы 5.07. перешли в наступление. Я как раз видал его начало, но несмотря на большое количество техники, у немцев ничего не получается, так как наша техника плюс стойкость перемалывают всё. Я жив и здоров. От Миши получил второе письмо, он от меня очень далеко, в Демянске. От тебя получил в начале июня одно письмо и открытки (апрельское всё), и больше пока не получаю, вероятно, редко пишешь. В июне я тебе много писал, беспокоился, сейчас обстановка не позволяет заниматься корреспонденцией, но я время выбрал. Новостей нет, пишу, чтобы не беспокоилась и знала, что я ещё жив…

Что пишет тебе Миша? Где он находится, там совсем спокойно, здесь обстановка изменилась –фрицы уничтожаются, как суслики. Это им не 41-й год. Надеюсь, ещё смогу писать. Пока всё. Привет знакомым. Обними и поцелуй от меня дочурок. Крепко целую, твой Толя.

P.S. А как дирекция помогает семьям фронтовиков? Напиши. Толя.

20 июля 1943 г.

Дорогая жёнушка.

Дело с корреспонденцией у нас налаживается. Получил пару майских открыток и два письма, последнее – от 16 июня. Ты, вероятно, получила уже аттестат, деньги, но это я буду знать, вероятно, не раньше, чем во второй половине августа, так как письма меньше месяца в дороге не бывают. Если кто будет ехать в Москву, передавай письма, чтобы в Москве опускали, из Москвы доходят быстрее. Когда от тебя я не получал писем (это было в мае-месяце), о тебе запрашивал РВК, недавно получил ответ и просьбу выслать аттестат, который ты, вероятно, получила. Получил от Маруси Курбатовой письмо, где она писалапро дочурок и спрашивала, получаю ли я твои письма. Марусе напишу завтра. Сейчас и обстановка не позволяет писать, и времени мало, но я хочу, чтобы ты больше знала и помнила обо мне. У меня ведь тоже большое желание быть вместе с тобой и детьми. Если физически мы не отдохнём, так морально, а это много значит. Нервы у меня всё время напряжены. Война ведь не игрушка. Немцы в настоящее лето сильно просчитались. Сколько подбито немецких самоходных пушек, танков «Тигр» и уничтожено живой силы фрицев, из цифр газетных понять довольно трудно. Все поля, Муська, рябеют от уничтоженной техники, и нет такого участка, где бы не было побитых фрицев. До Германии удирать им далеко, не успеют, а мы их без всякой жалости уничтожим на нашей земле, чтобы им было неповадно впредь лезть нарушать нашу трудовую жизнь. Всё же, дорогая, придёт время, когда мы не будем будить рано утром своих птенчиков. Я себе представляю, как тяжело будить дочурок, когда они ещё хотят спать. Крепились мы с тобой два года войны, осталось меньше. Валечке большое спасибо, что она тебе помогает. Последнее время от Миши писем не получаю. Привет тебе от Кости Беликова (моего друга фронтового). Привет сотрудникам конторы и завода. Обнимаю и крепко целую тебя, Валю, дочурок. Толя.

31 августа 1943 г.

Добрый день, Муська!

Вчера не всё успел написать, так как вызвали, а потом в путь-дорожку дальнюю – на новую«квартиру». А сколько «квартир» я уже имел – не сосчитать. Вот сейчас сижу в «квартире» – под берёзкой. День хороший, солнечный. Кругом очень красивый лес, деревья надевают осенний наряд – травка сохнет, берёзки желтеют и изредка бросают листочки, которые уже попрощались с золотым летом, попрощались с жизнью. Сегодня написал письмо Вале, я считаю, что правильно сделал, что поблагодарил её за оказанную тебе помощь, надеюсь, Валя мне ответит. Мысли мои, дорогая Марусенька, все с тобой. Ты чувствуешь мою ласку, а мне кажется, что вот несколько минут тому назад я тебя ласкал, обнимал, целовал тебя, моя дорогая. В таких случаях забываешь всё-всё. Ведь я тебе не писал, что в этом году я только несколько раз спал без сапог, а без верхнего обмундирования – ещё меньше, так даже и это забываешь. От помещений отвык. Если я пишу «квартира по берёзкой», это значит, сижу под деревом, но это, кисунька, не домик под деревом, нет. Об этом у меня и мысли нет.

Человек ко всему привыкает. В прошломгоду, когда я учился, жил в помещении, но всё время было строго регламентировано, и условия были очень тяжёлые…

Но я знал, что значит война, и был выдержан, как большевик. В данный момент над вопросом питания я, Маруся, не задумываюсь. У меня есть всё из продуктов, кормят хорошо. Мясо или консервы ежедневно. Получаю дополнительный паёк: сливочного масла 1,2 кг в месяц и 600 гр. печенья. Фруктов нет, купить тоже негде. Так что, дорогулька, мне покупать из питания ничего не надо. Если бы ты с детьми так питалась, ты б себя чувствовала великолепно. Во что одеться и обуться, об этом тоже не задумываюсь, так как всё дают. Мне остаётся думать только про то, как больше уничтожить немцев и освободить родину от ненавистных оккупантов…

Марусенька! Возьми Люсю и сегодня, а если сегодня нет, то в ближайшие дни, сходите в кино, и опиши, какое впечатление произведёт на Люсю картина, какая картина, напишешь. Запоминает ли что Люсенька из картины? Пока всего. Привет Вале. Целую всех крепко-крепко, твой Толя.

8 сентября 1943 г.

Здравствуй, родненькая Муська!

Последнее время ты часто получала письма, а теперь опять маленький перерыв, но такая сложилась обстановка. Твои письма меня сейчас где-то догоняют, но ты не разочаровывайся, пиши. Пока это письмо получишь, дело с корреспонденцией наладится.

Я сейчас на Украине, можно сказать, на своей родине, думаю, что придётся побывать в Киеве. Одно письмо начал писать 5 сентября, кончал 6-го и 7-го, а сегодня решил писать заново. Чувствую себя хорошо. Последние дни кушаю яблоки, помидоры, огурцы. Немного болели дёсна, сейчас проходят… Это сказываются результаты Северо-Западного фронта. Раньше этого тебе не писал, потому что ты подумала б, что у меня цинга, беспокоилась бы, а теперь я вылечил дёсна, и сообщаю, что было. Если б я и не вылечил, всё равно тебе сообщил бы, так как я считаю, что лучше сообщить плохую правду, чем хорошую ложь.

Погода здесь сейчас замечательная – золотая осень, пыли по колени, ночью заморозки. Я вчера спал, и [замёрзли] ноги, несмотря на то, что в сапогах. Если события будут дальше так разворачиваться, как сейчас, придётся зимой жить в квартире, если не в Берлине, так с тобой на 2-м кубсахзаводе. Последнее, конечно, интересней и приятней. А в этом у меня сейчас большая потребность (быть с тобой), как и у тебя. Всё это чувствуешь не всё время, но эти моменты очень сильны. Вот ты в письме про это писала, так я тебя понял, да ещё как хорошо.

Вообще писать сейчас нет времени, дорогая, извини. Передай привет Вале и знакомым. Обнимаю и крепко целую, твой Толя.

20 декабря 1943 г.

Добрый день, Маруся Андриевская. Опишу вам о вашем муже Виталии, что он сего года 20 декабря погиб за советскую родину. Я нахожусь его товарищ Митя Жижирук. Вам деньги все пришлём и кое-чего ценное, и считайте, что ваш муж погиб при исполнении служебного положения.

Прошу, Маруся, пишите на нашу часть письма, пока [не] забудете, когда получите эту открытку, то я опишу всё, что вам нужно. Я получил это письмо, которое вы передавали бросить в Москве, почитал и порвал. Ну а сейчас написал вкратце: он рану получил через окно точно в сердце, сказал: «Прощай, Маруся». Я как шофёр сразу на машину, но безрезультатно, сразу скончался. Ну пока, до свидания.