Иосиф Яковлевич Мадовский родился 6 июня 1921 г. в Киеве. Окончил 1-е Киевское артиллерийское училище им. Лебедева. Участвовал в Советско-финской войне. Великую Отечественную войну встретил в звании лейтенанта. Прошёл всю войну, участвовал в битве за Севастополь, в боях на Малой Земле, освобождении Польши. Награждён орденами Красной Звезды, Отечественной войны II и I степеней, польской медалью Победы и Свободы (государственной наградой Польской Народной Республики). После победы жил в Краснодаре.

1941 г.

2 мая 1941 года по тревоге я был вызван в штаб полка, откуда с группой офицеров в ко- личестве двенадцати человек был направлен в Новоград-Волынск (на старой государственной границе), где формировались новые стрелковые и артиллерийские соединения. Я был назначен начальником разведки дивизиона 651-го противотанкового артполка 5-й артиллерийской бригады 5-й армии. Стояла наша бригада в укреплённом районе. Здесь меня и застало начало Великой Отечественной войны.

В 3 часа 50 мин. 22 июня 1941 года нас бомбила вражеская авиация. 28 июня немцы подошли к Новоград-Волынску. В ночь на 29 июня никто из тех, кто находился в УРе, не спал в ожидании наступления немцев. В 5 часов утра 29 июня на наши позиции обрушился сильный артиллерийский огонь, и под прикрытием авиации в атаку пошли пехота и танки противника.

В первый день наш полк подбил 12 танков и уничтожил около 500 немцев, отбив четыре атаки. На второй день – 30 июня – гитлеровцы вновь возобновили наступление, но, потеряв большое количество живой силы и техники, вынуждены были прекратить наступление на наши позиции.

1 июля немцы никаких боевых действий не вели. На фронте ничто так не ценится, как ясность. А ясности ни у кого не было. Почему противник прекратил наступление? Что замышляет?

В середине дня меня вызвал командир дивизиона и поставил задачу: в радиусе 300 км объехать на автомашине населённые пункты, которые я нанёс на топографическую карту, и выяснить, где противник, какие части слева и справа от нас. Я с шофёром Адалаевым на полуторке выехал в районы, указанные на топокарте. Возвратившись на следующий день в укрепленный район, мы там никого не застали.Куда ехать? Решили ехать по шоссе на Житомир. Проехав по трассе примерно 30-35 км, мы никого не встретили, вокруг была тишина. Когда на фронте тихо, это настораживает. Я остановил машину, перелез в кузов, взяв в руки гранату-лимонку. Проехав ещё километров 20, я увидел, как справа из-за кустов вышли два немца с автоматами и машут белым платочком, чтобы мы остановились. Я ударил рукой по кабине, шофёр остановил машину, почти вплотную подъехав к немцам. Я выдернул чеку и бросил в немцев гранату. Раздался взрыв, дым. Я выскочил налево из машины, за мной шофёр, и мы побежали в направлении леса, благо что местность была пересечённой, и мы старались бежать по лощине. Хотя немцы и вели сильный огонь из автоматов, мы благополучно добрались до места. Это была моя первая встреча с немцами с глазу на глаз.

По лесу шла дорога, по которой было видно, что недавно прошли войска. Мы пошли на восток. Через сутки мы добрались до села Белки, где на восточном берегу реки наши войска заняли оборону. Здесь был и наш полк.Простояв в обороне двое суток, мы получили приказ отходить на гор. Малин (под Киевом). Враг крупными силами наступал на Киев, и после трёхдневных боёв мы вынуждены были отойти под Чернигов. Затем мы оставили Бахмач, Конотоп, Прилуки, где размещался штаб 5-й армии.Немцы имели подавляющее преимущество и в живой силе, и в авиации, и танки. Прибыв с донесением в штаб бригады, я узнал, что наша 5-я армия находится в окружении. Наши войска несли огромные потери.

Через много лет после войны, прочитав мемуары Жукова и Василевского, я узнал подробности событий тех дней. Враг, убедившись, что мы сосредоточили крупные силы на пути к Москве, временно отказался от удара на Москву, и все свои ударные подвижные и танковые части бросил против Центрального и Юго-Западного фронтов. Его замысел состоял в том, чтобы разгромить Центральный фронт и, войдя в район Чернигова, Конотоп, Прилуки, ударом с тыла разбить армии Юго-Западного фронта, что ему и удалось. После чего – главный удар на Москву в обход брянских лесов и затем на Донбасс.

Но об этом я узнал позже. А тогда, глядя на всё глазами двадцатилетнего лейтенанта, как и многие другие, я задавал себе вопрос, на который не мог найти ответ. Как могло случиться, что наша Красная армия оказалась не готовой к войне? Враг быстро продвигался вглубь страны, тогда как перед войной в течение многих лет нам внушали, что если начнётся война – мы будем бить врага на его территории. Но вернёмся к событиям тех дней. Командование нашей армии предприняло несколько попыток прорваться с боями из окружения. Но безуспешно. Особенно большие потери мы понесли от вражеской авиации, которая бомбила день и ночь. Наших самолётов в воздухе не было. Потерпев неудачу в последнем бою под Лохвицей и не имея больше боеприпасов, мы получили команду сжечь все автомашины, взорвать орудия и выходить из окружения небольшими группами.На войне самой страшной опасностью считается ближайшая, а ближайшей был выход из окружения через территорию, занятую врагом. Начали пробиваться к своим, хотя никто толком не знал, куда идти и где находятся наши войска. Шли на восток.Пройдя лесом около 10-12 км, мы вышли на открытую поляну. Впереди в 3-4 км виднелась деревушка, куда мы и направились. Но тут из- за небольшой возвышенности вышли немецкие танки, которые открыли сильный огонь из пушек и пулемётов и на большой скорости начали преследовать нас. Много погибло солдат и командиров в тот день – 19 сентября 1941 года, но мне удалось добежать до деревушки, где я вскочил в первый попавшийся сарай с сеном. Здесь я просидел до вечера.

Когда на улице стемнело, я вышел и постучал в избу. Мне открыл дверь хозяин, примерно лет пятидесяти. На мой вопрос, есть ли в селе немцы, он ответил, что есть. Но тут же заметил, что нашего брата – окруженцев – сейчас ходит очень много и на запад, и на восток, но они переодеты в гражданскую одежду, и немцы их не трогают. Меня покормили, и я остался ночевать. Утром я отдал хозяину свою форму, он дал мне старые брюки, рубаху, туфли и рассказал, как выйти на шлях (дорогу), идущий на Полтаву.Я пошёл по дороге, перешёл мостик, где справа было болото, повернул налево, прошёл метров пятьдесят, и затем должен был идти направо, но тут я увидел: метрах в ста возле колодца стоят три немца, вооружённые автоматами, и с ними овчарка. И я дрогнул. Я развернулся и побежал обратно. Немцы это увидели и бросились за мной в погоню. Я добежал до мостика и прыгнул в болото, где метрах в тридцати начинались камыши. Я шёл всё дальше и дальше от берега, пока мне не стало воды по горло. До меня доносился крик немцев, лай овчарки. Затем немцы начали стрелять из автоматов по камышам. Я опускался в воду с головой, дыша через камышину. Всё это продолжалось около двух часов. Я же просидел в болоте до вечера.С наступлением темноты я вылез из болота, дрожащий от холода, направился к близлежащему дому. Очевидно, вид у меня был не из лучших, ибо хозяйка, открывшая мне дверь, подняла руки и только сказала: «Боже ж ты мой!» Но удивляться здесь было нечему, ведь я просидел в болоте около двенадцати часов, а это был конец сентября, на улице было уже холодно, особенно по вечерам. Хозяйка оказалась очень добрым человеком. У неё два сына были на фронте. Она рассказала, что немцы обходили почти все дома и кого-то искали.Хозяйка меня накормила, взяла мою одежду просушить, дала мне брюки и рубаху, дала одеяло и отвела ночевать в сарай (боялась, чтобы немцы не застали меня в её доме). Она же мне посоветовала, как выехать из села.

На следующий день утром я вместе с колхозниками на нескольких подводах вы ехал из села в поле, куда они выезжали на полевые работы. Так я пробирался к своим трое суток, останавливаясь ночевать на окраинах сёл, где немцев не было, так как они боялись партизан. Шёл я через Ромодан, Миргород, Сорочинцы – места, где жил и работал великий русский писатель Николай Васильевич Гоголь. На четвёртые сутки я подошёл к реке. Мост был взорван, и пришлось переправляться на лодке, которой управлял один здоровый мужик. В лодку нас село четыре человека. Переправившись на другой берег, мы прошли около 5-6 метров по тропинке, где в кустах нас встретили два вооружённых автоматами немца. Один из них отвёл нас в комендатуру, которая располагалась недалеко. На площадке перед комендатурой было несколько тысяч человек, в том числе и в военной форме. К концу дня всех нас построили в колонну и погнали по дороге (куда, никто не знал). Колон- ну сопровождали двенадцать или четырнадцать немцев на мотоциклах с колясками.

Отойдя от села примерно на два километра,я увидел, что справа, вплотную к дороге, гонят скот с пастбища обратно в село. У меня сразу созрела мысль. Как только немецкий мотоциклист проехал, я выскочил из колонны, взял палку и вместе с пастухом погнал скот в село.

Так я избежал плена.

Кстати, родители мои в сентябре 41-го года, уже будучи в эвакуации, получили извещение, что я пропал без вести, и узнали, что я жив, только через два года, когда я их разыскал. Они жили в с. Берёзовка Свердловской области.

Возвратившись в село, я остановился на ночлег в одной хате, стоявшей на окраине. Хозяйка накормила меня борщом, и, выпив крынку молока, поблагодарив хозяйку, я залез спать на русскую печь, где находился моих лет парень. Он представился Володей, сказал, что он солдат и выходит из окружения. Я тоже представился солдатом и назвал себя Геннадием. Договорились вместе пробираться к своим войскам.

Около 12 часов ночи в окно кто-то постучал. Мы вскочили. Хозяйка открыла дверь. Вошёл мужчина, прилично одетый, и долго разговаривал с хозяйкой. О чём, мы не слышали. Кто он? Полицай или наш? Но тут он подошёл к нам и спрашивает: «Вы из окружения?» Мы замялись, не зная, что сказать. Тогда в разговор вступила хозяйка, предупредив нас о том, что она ему всё рассказала.

От него мы узнали, что наши войска находятся в 40 км отсюда, за рекой Псёл. После его ухода хозяйка нам рассказала, что он оставлен райкомом партии для организации партизанского отряда. На душе стало легче.В 4 часа утра за нами пришёл человек, который окраиной провёл нас в лес, примерно в пяти километрах от села. Так мы попали к партизанам, а ещё через двое суток вышли к реке Псёл, где на той стороне реки увидели нашу кавалерийскую часть. Немцев на этой стороне реки не было (так как в то время не было сплошной линии фронта). Мы переплыли Псёл и оказались у своих.Чувство, которое нами овладело в тот момент, трудно передать. Володя сказал мне, что он не солдат, а старший политрук, я ему сказал, что я лейтенант-артиллерист. Он пошёл в штаб кавалерийской части, а я решил добираться до Харькова, где жили мои родители. Мы распрощались. Я сел на попутную машину и доехал до станции Ахтырка. В этот же день, 25 сентября 1941 года, вечером я сел на товарный поезд, который шёл на Харьков. За ночь на открытой платформе я продрог до мозга костей, но был счастлив, что утром был в Харькове. К сожалению, ни родителей, ни кого-либо из родственников дома я не застал. Как мне сообщили соседи, они эвакуировались на восток.

Я направился в штаб Юго-Западного фронта, который размещался здесь же, в Харькове. Там меня направили в гор. Чугуев (в 60 км от Харькова), где собирались все вышедшие из окружения. В тот же день я прибыл в Чугуев. Нас размещали в церкви и на частных квартирах. Примерно через полтора месяца после того,как я сдал подробное объяснение, где я учился, где служил и как попал в окружение, меня вызвали в штаб, выдали обмундирование, удостоверение личности и направление в часть. Я получил на- значение заместителем командира батареи (старшим на огневой) в 80-й артиллерийский полк 76-й горнострелковой дивизии, который воевал под Волганском.

Зайдя в землянку к командиру полка для доклада, я увидел за столом своего бывшего командира дивизиона Тбилисского артучилища майора Сухорукова. Его полк ещё не участвовал, по существу, в боях, и, узнав, что я его бывший курсант, он долго беседовал со мной, интересовался всеми боями, в которых мне приходилось принимать участие, и, конечно, вспоминали училище. Затем я направился на батарею. Полк наш стоял в обороне. Пехота вела на отдельных участках разведку боем, мы её поддерживали артогнём. Обстреливала нас и немецкая артиллерия.